Пыль и пепел, или Рассказ из мира Между

Ежи у нас маньяк. Вроде как, у него имеется некая мифическая семейная жизнь, вот только я не уверен, что она удачная. Практически всегда его можно застать в конторе, или, если та закрыта, в библиотеке. Если же каким-то чудом он сидит дома, то всегда производит впечатление, что мечтает о том, чтобы бросить все и погрузиться в старые бумаги. Точно так же было и в этот раз. Я морочил ему голову, подкидывал никому не нужную работу, а он радовался, как будто бы я купил ему планер. Такого называть книжной молью — этого мало. Ежи был книжным тираннозавром.

— Погоди, я запишу себе. Как его звали?

— Феофаний или же Феоций из ла Либелы. Между сто девяностым и двухсот пятидесятым. Вроде как оставил некий трактат, возможно, в форме писем. Мистик, торчал в пустыне в гробнице. Вроде как копт или грек, но торчал в Абиссинии.

— Ты взялся за историческую культурологию? А мне казалось, будто бы это не твоя сфера.

— Нет, — уклончиво ответил я. — Нужно проверить одну отсылку. Извини за беспокойство, но проверь, когда у тебя появится свободная минутка. Это не срочно. Что бы ты о нем не нашел, будет полезно.

— Да успокойся, это же ужасно интересно. Сейчас загляну в Форестера.

Ну конечно. Ужасно интересно. Благодарю тебя, Боже, за маньяков. Для Ежи и действие протектора шины тоже было «ужасно интересным».

Я побрился, надел отглаженные брюки, черную футболку и комичный пиджак.

Потом позвонил заказать такси.

Выходя из дома, свет не выключил.

Идея в общем виде была такая, что я поеду в какой-нибудь клуб и поищу себе девушку. Должен же я становиться нормальным человеком, или нет?

Задумка фатальная.

Во-первых, это была средина недели, так что большая часть девиц занималась чем-то другим. Во-вторых, визит в таком клубе для кого-то моего возраста это наилучший способ нажить депрессию. Я не старик, но с первого же взгляда видел, что никак сюда не вписываюсь. Все здесь были детьми. Еще хуже моих студенток. Музыка тоже была для детей. Даже спиртное казалось инфантильным. Сам я терпеть не могу слова «молодежный» — для меня оно ассоциируется с какой-то коммунистической организацией, буквально блестит пропагандистским лицемерием, и этому месту никак не соответствовало. Нельзя было его согласовать со случайным сексом в туалете и кокаином.

Заведение было настолько паскудным, что буквально хотелось сказать, что оно «тренди», вот только само это словечко уже не было в тренде.

Теперь клуб был «джези» — что звучало еще глупее и еще более адекватно. Частично стерильный, словно приемная дантиста, частично же загримированный под запущенный и без какого-либо настроя. Я сидел у бара, сносил чудовищную, хаотичную музыку и чувствовал себя ветхозаветным патриархом. Словно несносный, не знающий, куда себя деть дед. Словно Феофаний, который сполз со своего катафалка, обернутый истлевшим саваном, и отправился развлекаться, воняя плесенью и затхлостью, окруженный роем мух.

Несколько извивавшихся на пустоватом танцевальном пятачке девиц вогнало меня в ужасное настроение. То ли тоски, то ли печали, то ли телесного желания.

Нужно было пойти в какой-нибудь паб для байкеров. Вот это, похоже, местечко для меня. Дело в том, что, прежде чем человек сумеет заработать на «харлея», «роадстера» или на «хонду голден винг», как правило, он уже успевает выйти из щенячьего возраста, так что там сидело полно таких, как я. Типов, которых англосаксы называют muttons — баранина. Вроде как и среднего возраста, но решительно отказывающихся вступать в ряды почтенных граждан — папашек. Когда мужчина, перейдя сорокалетний барьер, не превращается в собственного отца, тут же пробуждает раздражение и презрение. Среди типов, таскающих татуировки на толстоватых предплечьях, бороды с нитками седины и конские хвостики, прячущих слой жирка под тяжелой кожаной курткой а-ля «Ramones», я чувствовал бы себя намного лучше. Среди почитателей второй молодости и ветра в прореженных волосах. Вот только, свободных девиц там было всего ничего. Те немногие являлись добычей кого-то, кто выполз из развалин супружеской катастрофы и лечился посредством стального коня, о котором мечтал всю жизнь, и цепляющимся к спине светловолосым ангелочком, охватывающим его в поясе на поворотах. К ним эти относились так же, как доберман относится к свежей косточке, так что там сегодня мне было нечего искать.

Я заказал себе водку, но здесь была только перечная, настоянная на травах, на вкус словно заливка для маринования дичи. Ничего не поделаешь. На барной стойке стояли пепельницы, так что существовал шанс, что никого не хватит кондрашка при виде папиросы. В случае чего, буду притворяться, что это марихуана.

Музыка и ритм звучали, словно испорченная паровая соломорезка. Текстом «произведения» были две строки, монотонно повторяемые уже пятнадцать минут.