Пыль и пепел, или Рассказ из мира Между

За оградой я закинул его в коляску Марлены, словно сверток. Мое плечо свисало тряпкой, я не мог шевелить пальцами, но боль, по крайней мере, чувствовал.

Я пнул стартер, подвернул газ и выскочил из-под монастыря, словно бы за мной гнались все борзые преисподней.

Мотоциклом я управлял одной рукой и понятия не имел, как буду тормозить, только временно это меня не интересовало. Мы бежали из местечка, а колеса Марлены взбивали за нами облако пыли.

Всего лишь раз поглядел я в зеркальце заднего вида, и мне показалось, что вижу его. Громадного, в рясе с глухим капюшоном, стоящего на ступенях костёла, со спрятанными в рукавах руками.

Только лишь через какое-то время я заставил плечо более-менее шевелиться и сумел опереть ладонь на руле. Я понятия не имел, сумеют ли пальцы прижать рукоятку тормоза, но, по крайней мере, моей второй руке сделалось полегче, поскольку она уже трещала от усилия.

Не знаю, почему, но в городе я почувствовал себя в большей безопасности. Как будто бы на человека не могли напасть под самым его домом, прибить под его собственной дверью или вообще — в его персональной кровати.

Я нашел укромную площадку и несколько раз объехал фонтан, постепенно тормозя двигателем. Потом с таким чувством, словно бы вырывал себе пальцы, притянул рукоять тормоза, повернул ключ зажигания, и стук двигателя утих.

Какое-то время я лежал на баке и ожидал, когда мой организм вернется в норму.

Монах, а собственно говоря: пацан в рясе, сидел, съежившись, в коляске и, спрятавшись в своем одеянии, хлюпал под носом.

— Где я? — спросил он.

— Ты умер. Повесился.

— Так это преисподняя?

— Похоже, что нет, — ответил я ему. — Не знаю, только, по-моему, это еще не мир иной. Нечто между тем и этим миром.

Я попробовал в нескольких предложениях объяснить ему, чем является Страна Полусна, а так де: кем или чем сам являюсь.

— До того, как… погибнуть, ты хотел мне что-то сказать. Ты договорился со мной встретиться.

— Так это был ты? Приятель Михала?

— Что, я так изменился?

— Но ведь ты живешь…

Я попытался как-то размять плечо. Казалось, что кости и суставы, похоже, целы, вот только болело все ужасно.

А потом долгое время я пытался свернуть себе сигарету. А вот попробуйте сами сделать это одной рукой.

— Я попытаюсь тебя отослать отсюда, но вначале скажи мне, что тебе известно. Это очень важно.

— Как это «отослать»?

Еще раз я объяснил парню суть своих занятий здесь.

— Психопомп?

— В каком-то смысле. Не люблю я этого определения. Звучит будто какая-то легочная болезнь. О себе я мыслю как о перевозчике.

— Типа Харона?

Я кисло засмеялся. Он съежился в коляске и снова расплакался, будто ребенок, размазывая слезы кулаком. Я стиснул челюсти. Пепел и пыль… — подумалось. Все это только пепел и пыль.

— Но ведь я покончил с собой! И попаду в ад!

— Сомневаюсь. Или ты желаешь остаться здесь и бесконечно карабкаться на колокольню с веревкой на шее? По-моему, хуже уже не может быть. Зачем ты это сделал?

— Я… Боялся… Вообще-то говоря, даже не знаю. Мне было известно, что обо мне знают. Они мне снились. Те огромные монахи. Поначалу я видел их во сне, а потом, иногда, и наяву. Спинофратеры.

— Это какой-то орден?

Парень отрицательно покачал головой.

— Нет. Такого ордена не существует. Я видел их во сне, но когда они приходили во сне, откуда-то я знал, как они зовутся. Спинофратеры. Совершенно так, будто бы мне представились. Братство Шипов. Когда же они добрались до брата Михала, я знал, что придут и за мной.

— Это они убили Михала?

— Не знаю. Мне так кажется. Но я знаю, что он их тоже видел во сне. С тех пор, как мы поехали в Могильно. А потом он умер в часовне, лежа крестом на полу, а во всем его теле торчали терии — шипы.

— Так, по очереди. Какое Могильно, откуда шипы, кто такие спинофратеры.

— А знаешь, чем мы занимались? Что делал Михал, что вообще делает наш орден?

Я послюнил край папиросной бумажки.

— Говори.