Станция. Собственно говоря, полустанок посреди ничего. Вокруг мглистая темнота, пепел и пыль, и прямоугольный, бетонный айсберг посреди ничего. Рахитичный навес, жестяная корзина для мусора и две ломаные лавки. Паровоз остановился, пыхая клубами пара, кто-то садился. Солдат в архаичной суконной униформе, с квадратным ранцем, обрамленным свернутым одеялом и длинным ружьем в деревянном чехле в руке. Молодой яппи в темном костюме, с дипломатом и мобильным телефоном в руке. Из его волос сочился дым, в виске зияли две небольшие дырочки, окруженные припухлостями — ну точно как пара миниатюрных кратеров. Старый селянин в потертом военном кителе и мешковатых, запятнанных джинсах.
Они уселись. Поезд тронулся.
Не знаю, как долго я так ехал, борясь с горящими от бессонницы веками и выворачивающимися глазами. В конце вагона я обнаружил воняющий хлоркой туалет, свернул очередную сигарету.
Все молчали. Иногда лишь где-то раздавался неожиданный крик или всхлип, словно бы люди просыпались из дремоты, качаясь на твердых лавках. Ища туалет, я встретил несколько человек, которые, сгорбившись, стояли лицом к стене, словно дети, которых поставили в угол. Кто-то молился, нервно перебирая шарики четок. Какой-то мужчина медленно выпивал прямо из горла, не обращая на то, что каждый глоток вытекает на рубаху через перерезанное горло.
Я не принадлежу вашей компании. Я еще живу, вопреки всему подумал я. Но на самом деле я вовсе не был в этом уверен.
Я ехал. Поезд иногда останавливался, как до того, среди чистого поля, а пару раз прокатил сквозь освещенные вокзалы моего мира.
В конце концов, состав вкатился на какую-то небольшую станцию, но имеющий приличный, каменный вокзал с кассами, залом ожидания, неработающими часами над входом и крышами перронов, лежащих на украшенных, кованых столбах. Тронутый неким импульсом, я выскочил в последний момент. Эта станция была заякорена в мире Между, выглядела архаично и странно, как все здесь.
Я открыл дверь и выскочил на обдуваемый клубами пара перрон.
Убегать следовало куда-то. Где бы оно ни находилось.
Я оглянулся через плечо, глядя на свой вагон.
Девушка, которая сидела напротив, неожиданно подняла голову, и оказалось, что у нее вообще нет лица, только лишь серая поверхность, типа джутового мешка, и два пятна: черные пуговицы, нашитые в месте глаз. Это «лицо» вдруг стало крутиться в стороны, как будто бы девушка с чем-то не соглашалась, все быстрее и быстрее, пока не размазалось в серое пятно. Поезд тронул и исчез в темноте, я же остался на перроне.
Сунув руки в карманы, я прошел через вращающуюся дверь вокзала, стуча подошвами по каменному полу. Мне было холодно.
Кассы были закрыты, на окошках с опускающимися стеклами были затянуты шторки. И никого не было.
Я не знал, где нахожусь, что делать дальше, как внезапно услышал высокий звук, словно бы стальной дятел испытывал свои силы на плитах пола. Молодая женщина выбежала с перрона, толкнула дверь и забежала в зал ожидания.
Потом, словно серна, она подскакала ко мне и бросилась мне на шею.
— Наконец-то ты приехал, — воскликнула она. — Наконец! Милый! Боже, как долго я ждала!
Я просто остолбенел. Женщина прижалась ко мне всем телом, вся дрожа. У нее были холодные, мокрые щеки.
— Это не я, — произнес я невпопад и осторожно отодвинул ее от себя. — Вы приняли меня за кого-то другого.
— Тшшш… Ты так долго не возвращался… Так долго… Это уже столько лет… Но ты все вспомнишь.
У нее были серые, мышиные волосы, свернутые волнами, большие бледные глаза и маленькие, зато полные губы на очень никаком, сером лице. Эту женщину я никогда в жизни не видел. Неопределенный плащик цвета посеревшего вереска и юбка даже не позволяли определить, а из какого времени она была родом. Двадцатый век — это точно. Она не была старой, но не была и девочкой. Все в ней казалось серым и неопределенным.
— Алло! — сказал я, желая привести ее в чувство. — Вы ошиблись. Тут речь не обо мне.
Та глянула широко распахнутыми, отсутствующими глазами.
— Пани ожидает не меня, — повторил я еще раз, очень выразительно, словно глухой.
— Ну конечно же тебя, дорогой.
Разговор складывался весело.
— Где я могу найти какую-нибудь гостиницу?
— Гостиницы нет… Она не работает. А с чего бы тебе спать в гостинице? Идем домой.
— У меня здесь нет дома, — спокойно известил я.
— Не говори так… Никогда так не говори! Это… меня убивает. У тебя есть здесь домю Я столько лет ждала.
Я мог пойти с ней или мерзнуть на вокзале. Перед зданием начинался окутанный в мрак городок, по пустым улицам ветер гонял пепел и пыль.
А я мерз.
Раз нет гостиницы…
Ладно.
— Я только переночую, — сказал я. — Только лишь до утра, понимаешь?
Та энергично стала кивать головой, и было ясно, что она ничего не понимает.
Мы вышли из вокзала и направились через пустую площадь, на которой располагались только лишь два кота. Потом через проезжую часть и вдоль заборов старых вилл по второй стороне улицы. Женщина держала меня за локоть, стиснув пальцы на коже плаща, и все время тянула дальше.
Где-то сзади послышался отзвук двигателя и писк тормозов. Я обернулся.