Гарваны замерли на вершине бархана, наблюдая. Гицур молчал, а тэмээн-проводник ему что-то быстро объяснял, указывая куда-то в сторону. Сванлауг беспокойным взглядом окинула всадников, которые были подле нее: Орм и Эмхир, очевидно, находились в центре ряда, а ей же случилось оказаться на фланге, далеко от них. Нойрин почувствовала себя покинутой, но не это волновало ее: что-то не так был с птицей Рух. Приглядевшись, Сванлауг разглядела, что Рух запуталась в огромной сети, которую никак не могла порвать. И, чем больше она сопротивлялась, чем сильнее била темно-коричневыми крыльями, тем сильнее запутывалась. Клюв ее, тем не менее, все еще оставался опасным оружием: Рух чуть было не выбила из седла слишком близко подъехавшего всадника. Конь его шарахнулся в сторону и повалился на песок, придавив седока.
На копье одного из воинов Сванлауг заметила красное знамя Западного Царства. Руки ее задрожали от негодования, промедление Гицура и остальных казалось невыносимым. Рух издала протяжный вопль и еще раз сильно дернулась. На песок полилась кровь. Кто-то из Гарванов поднял коня на дыбы, но Гицур дал знак стоять.
Сванлауг не могла больше смотреть на происходящее: сердце болезненно сжималось, дрожь прекратилась, осев напряжением в мышцах. Люди шаха отнимали у нойров последнюю надежду, покушаясь на их Духа-Покровителя. Нойрин понимала, что, если им не удастся его спасти, духи Севера, приславшие Рух, отвернутся от них навсегда. Исполненная решимости, она высоко подняла руку с шамширом, рукав соскользнул к локтю, и знаки Четверки, обозначенные на наруче, ярко вспыхнули на солнце. Сванлауг послала коня вниз, под уклон, и за ней, преодолевая сомнения, потянулись и другие воины. Гицур ничего не мог сделать.
Как Гарваны расправлялись с людьми шаха, Сванлауг помнила смутно: мелькание конников, темные одежды Гарванов, облака пыли из-под крыльев Рух...
- Пощадите! Пощадите! - умолял раненный воин.
Его мольбы прервал короткий взмах окровавленного шамшира Фьёрлейв.
- Незачем, - бросила она.
Песок возле Рух был потемнел от крови. Птица не шевелилась. Сванлауг подошла ближе и опустилась на колени, уронив шамшир. Она протянула дрожащую руку и коснулась клюва Рух. Больше не было надежды: птица погибла, кровь ее была выпита песком, душа вернулась к духам, ее приславшим.
- Теперь ничего нет, - прошептала Сванлауг, - прости... простите нас, о Духи Севера...
Окутанные пылью, вернулись несколько конников из числа Гарванов, которые преследовали оставшихся в живых людей шаха.
- Двое ушли, - сказал один из них.
Никто не стал отвечать. Гицур лишь кивнул. Эмхир молча стоял подле него, разглядывая Рух и временами скользя взглядом по Гарванам и убитым людям шаха. Он видел, как Сванлауг подняла голову к небу, словно в молитве, и долго так сидела, пока Гарваны ловили коней и проверяли, не осталось ли в живых еще кого-то из воинов. Потом Маги подняли песок и укрыли им мертвую птицу, а воинов шаха, по настоянию Сванлауг и Фьёрлейв, которые впервые сошлись во мнениях, оставили лежать открытыми для стервятников.
Они вернулись в Этксе. Снова в Зале Пяти Углов собралась правящая Четверка. Орм тоже был с ними. Настроение поменялось: гнев улегся, черные огни его потухли, сменившись тихим тлением печали и глубокой задумчивости.
- Вы добились, чего хотели, - слабым голосом произнесла Сванлауг. - Если мы и могли бы за счет Рух вернуть к жизни нашу Птичью Суть, то теперь нам того не узнать.
- Значит, на то воля Эсгериу, - сказал Гицур.
- Как мы могли так упустить?.. - в вялом негодовании воскликнула Фьёрлейв.
Эмхир сидел молча, скрестив руки на груди, и разглядывал присутствующих.
- На Север нам пути нет. Теперь мы полностью под властью Девяти.
- Нам теперь не все ли равно? - сказал Гицур.
Двери тихо распахнулись, и в Зал вошли жены Гарванов, бывших при Этксе. Они принесли на подносе, усыпанном мелко поломанными ветками сэрэха, Скорбную чашу. Над ней едва заметно вился пар, и в его угасающем тепле чувствовался отзвук гвоздики. Гицур нехотя поднялся со своего места, взял чашу, отпил немного и передал ее Фьёрлейв. Чаша пошла по кругу, пока снова не была возвращена на поднос, который унесли жены Гарванов, так же тихо затворив за собой двери.
- Только по Триаде траур не объявляйте, - произнес Эмхир. - Люди не поймут.
- Разумеется, - отозвался Гицур, тяжело вздохнув.
Он казался постаревшим, черты его словно потемнели и обозначились резче. Но сильно подавленным он не был: смерть Рух принесла ему облегчение, хотя он старался этого не показывать.
- Так все же правдой было то, что написали нам про птицу Рух? - спросил он.
Орм пристально посмотрел на Сванлауг. Нойрин чуть пожала плечами и отвернулась.
- В письме, конечно, ложь, - сказал Орм, - но отчасти оно верно.
И он рассказал про странствующий оазис, Рух и краткие превращения, которые испытали они со Сванлауг.
- И речи не было о том, чтобы захватить власть, - подвел итог Орм. - Мы никому не рассказали, потому что знали, что нас неправильно поймут. Даже Эмхир не знал. Но автор письма каким-то образом разведал.