Пыль поднимается в небо (СИ)

У Храма Девяти в бесконечных поклонах к ступеням припадали сури-гарах*. Высокая и прямая, как кипарис, смуглая и сухая, как старая ветка, жрица Вурушмы прошла в Храм, бросив на сектантов грозный взгляд. Обитель великой Хранительницы встретила жрицу едва уловимым запахом амбры и привычным прохладным полумраком. По бокам у алтаря, опершись на длинные копья, стояли Благодарные Воины, давшие обет молчания на несколько месяцев, предшествующих главному празднику** Тид. Так они благодарили ее за то, что она позволила Вурушме стать на страже этого мира, а смертным посвященным - ей в этом помогать.

Жрица слышала о том, что в Сердце Гафастана недавно тянули жребий и ей было хорошо известно, на что шли те, кого избрала Вурушма. Она еще не знала, кто придет, но само ожидание отзывалось волнением, вибрирующим, точно едва тронутые струны кифары.

Она удовлетворенно улыбнулась, когда гулко распахнулись двери обители, впустив с улицы немного сухого и пыльного воздуха.

Жрица обернулась: посреди зала стоял Высокий Гарван; он опустил край тагельмуста, открывая длинное лицо с тонкими и суровыми чертами. На правом глазу у него была плотная повязка темно-синей ткани. Жрица знала, кто перед ней: это был Скарпхедин. Она уже не раз видела его в обители Вурушмы.

- Пред лицом Защитницы прошу благословения, - Скарпхедин опустил голову.

Жрица решительным шагом подошла к Гарвану, отыскала у него на груди амулет со знаками Вурушмы и накрыла его ладонью:

- Пусть сердце твое бьется ровно, пока ты проливаешь кровь врага и да наполнится оно торжеством, когда свершится справедливость. Да минут тебя объятия Вафат, но, если случится тебе следовать за ней из этого мира, да будет озарен путь твой милостью Тид.

Жрица опустила руку; широкий узорный браслет звякнул о кольца, прикрепленные к платью.

- Да будет мой путь угоден Девяти, - сказал Скарпхедин.

Двери обители снова распахнулись, повеяло пылью, и на пороге показался другой Гарван. Жрица окинула его внимательным взглядом: судя по знакам наручей, перед ней был нойр из правящей Четверки, а, значит, то был Эмхир.

Он молча поклонился статуе Вурушмы, сурово глядевшей поверх всех, кто был в её Обители, и обратился к жрице с той же молитвенной формулой.

Она ответила ему также, как Скарпхедину, но с меньшей охотой.

Жрица не сомневалась в том, что Скарпхедин исполнит то, ради чего избрали. Но насчет Эмхира она так уверена не была: он явно пребывал в каком-то неправильном состоянии. И она была права.

 Эмхир не хотел убивать ни Орива ин-Наара, ни Бургэда. Он не был уверен, что сможет поднять руку на сына Разды, потому отчасти был благодарен Скарпхедину за то, что тот взял это на себя. Крови шаха Эмхир не желал, но понимал, что у него выбора нет. Он не мог ненавидеть его за то, что Разда ушла с ним, и Разду ненавидеть не мог. За прошедшие годы ему почти удалось забыть ее, но теперь он понимал, что все чувства, которые, казалось бы, были вытравлены, уничтожены, развеяны, стерты острым песком вечных пустынь, вплетенным в ветер, сожжены в лучах палящего солнца, смыты водами Великой Реки, на самом деле всего лишь дремали, терпеливо ожидая своего часа. Несмотря ни на что, Эмхир надеялся, что легко с этим справится: Разды ему было не увидеть, прошлого не вернуть.

Жрица задумчиво потерла свой узкий подбородок и отвела Эмхира в сторону.

- Ты смело смотришь в глаза Великой Хранительницы. Ничто не туманит твоего взора, но я не верю тебе.

Гарван вопросительно поднял брови.

- Ты не хочешь делать того, что должно.

- Мои желания здесь ничего не значат. Я сделаю, что должен сделать, и рука моя не дрогнет. Разве я когда-нибудь подвел нашу покровительницу? - он коротко взглянул на статую Вурушмы.

Жрица сжала губы.

- Да не оставит тебя Вурушма, - сказала она. - Только помни: в этом деле Три Милостивых тебе скорее помешают, чем помогут.

- Я понимаю, - ответил Эмхир.

Жрица молча смотрела, как Гарваны поклонились статуе Вурушмы и вышли из Обители. Сама жрица повернулась к статуе и тяжело вздохнула.

Чтобы вернуться в Сердце Гафастана, нужно было всего лишь перейти широкую улицу. Но Эмхир не дал Скарпхедину ступить на дорогу. На его вопросительный взгляд Старший Гарван ответил:

- Слушай.

Скарпхедин непонимающе посмотрел по сторонам - ничего не происходило, и звуки города казались вполне обыкновенными. Лишь через мгновение до его слуха донесся густой звон множества колокольчиков; но он не летел, не рассыпался тонкими искрами, а мерно лился и словно бы растекался по земле, медленный и тяжелый. Закутанные в темные одежды, по дороге шествовали помощницы Мьядвейг Протравленной. Сама она медленно ступала впереди всех и, не поворачивая головы, скользила взглядом по стремительно пустевшей улице. Гафастанцы боялись Мьядвейг, они очень смутно представляли, кто она и что может, но самый вид ее и мрачный звон округлых колокольчиков пробуждали в душах южан древний страх, который они не могли ни объяснить, ни побороть.