Пыль поднимается в небо (СИ)

Мьядвейг медленно кивнула Эмхиру и Скарпхедину. Эмхир спокойно кивнул ей в ответ. Скарпхедин молча смотрел: он никогда прежде не видел Мьядвейг - только слышал, что она со своими помощницами обретается в Северной башне, где они создают новые страшные яды и противоядия к ним. Они же делали отравленную керамику, наносили яды на метательные ножи и кинжалы. Но в Северной Башне творили не только то, что могло нести смерть. Лучшие лекарства придуманы были там же. Но Мьядвейг редко занималась этим, поскольку отрава настолько глубоко проникла в ее бессмертное тело, что само ее дыхание, сама кровь ее, стали ядовитыми. Оттого она никогда ни к кому не подходила особенно близко, никогда не открывала лица и не снимала перчаток.

Иногда Скарпхедину, как и многим смертным, казалось, что Мьядвейг - всего лишь легенда, а на улицах появляется призрак. Но теперь, увидев ее, вполне осязаемую и зловещую, Скарпхедин внезапно проникся мыслью о том, как много тайн хранит еще Черное Сердце Гафастана.

_____

* Сури-гарах - секта из Мольд. Ее представители странствовали по разным землям, поклоняясь всем богам.

** Праздник Молчания.

Глава 18

Стражники молчали. Разда была уверена в том, что они не выдадут её, хотя и знают, что ей запрещено покидать женскую половину дворца без позволения шаха. Рискуя быть обнаруженной, она все равно нарушала этот запрет, бродила по дворцу, когда ей того хотелось, и часто пробиралась в двухсветный зал Советов. Там, скрытая от чужих взоров высокими колоннами, Разда смотрела и слушала. Но то, что касалось ее ушей, всегда проходило мимо: Разда ничего не понимала в политике, и никак не влияла на шаха. Ей больше нравилось наблюдать; она получала удовольствие, созерцая собственного мужа, всесильного Орива ин-Наара ах-Дуу, и своего сына, юного Бургэда, который всегда следовал за отцом. Она была уверена, что пройдет несколько лет, и Бургэд займет место шаха, и не будет ему равных ни по уму, ни по красоте и силе. Уже сейчас, в своем еще юном возрасте, Бургэд казался Разде красивейшим и прекраснейшим из всех людей, которых видел свет, и достоин он был, как думала Разда, править не только Западным Царством, но и всеми прочими землями, обозначенными на огромных картах, что украшали стены некоторых залов шахского дворца.

Благосклонно взглянув на стоявшего возле дверей стражника, Разда притаилась за колонной и посмотрела вниз, где шах и Бургэд что-то обсуждали. Перед ними лежало два длинных свитка, исписанных вдоль и поперек. Бургэд указывал на какие-то строки, непрестанно стуча по ним смуглым пальцем, в то время как Орив хмурился и качал головой. Потом он всплеснул руками, что-то быстро проговорил, перебив Бургэда и небрежно хлопнул ладонью по второму свитку. Бургэд ничего не стал на это отвечать; он посмотрел вверх и увидел мать, неосторожно высунувшуюся из-за колонны. Бургэд кивнул ей, легко улыбнувшись: он знал, что она нередко приходит без спроса, но никогда никому о том не говорил.

- Куда ты смотришь, чему улыбаешься? - хмуро спросил шах.

Бургэд перевел на него взгляд и произнес:

- Никуда... Я просто задумался.

- Мне не кажется, что такая улыбка может сопровождать серьезные мысли. На сегодня довольно дел, мы ничего не решим, так что иди.

Поборов желание взглянуть, не прячется ли Разда за колонной, Бургэд почтительно поклонился отцу и скрылся за высокими двустворчатыми дверями. Шах тяжело вздохнул и посмотрел туда же, куда смотрел Бургэд несколько мгновений назад: на втором ярусе зала никого не было. Белели массивные колонны, да густо вырисовывались силуэты стражников.

***

Никто не заметил двоих Гарванов, прибывших в Западное Царство. Никто не видел, как они попали в столицу. Говорили только, что ночи стали какими-то особенно темными, будто Мрок спрятала луну под темным покрывалом и старательно тушила свет звезд. Из пустынь приходили тревожные вести: тэмээны рассказывали, что известный в столице купец ул-Залилан, уважаемый знатью, но нелюбимый простым народом, за свои грехи убит был темными инээдами. Когда в ханах и на рынках заходила о нем речь, говорившие начинали многозначительно кивать, и кто-нибудь обязательно произносил: «Илму вершит справедливость».

Все ждали какого-нибудь знака от Девяти, но ничего не происходило. Снова на ночном небосклоне стала появляться луна, сначала тонким серпом нарождающегося месяца, который с каждым днем становился все более ярким, стремясь выбраться из мрака и снова засиять солнцем ночи.

Гарваны смотрели на то же небо, они видели ту же луну и те же звезды, но знамений не ждали.

Никакого труда не составило Эмхиру и Скарпхедину попасть во дворец шаха. Ночь была безоблачной, луна еще не вернулась на небосвод, и лишь полумесяц прорезал густой мрак. Скарпхедин исчез, тайными путями отправившись искать крови Бургэда, а Эмхир также бесшумно и незаметно пробрался на половину дворца, отведенную шаху. Часть коридоров была избавлена от стражи, едва горели светильники, и пламя их плясало под прохладными сквозняками, приносившими запахи цветов и ночной свежести.