Пыль (СИ)

"Когда я пришел сюда из своего времени и места, - сказал Джеймс, пожимая плечами, - мне пришлось оставить все, что я знал и любил. В какой-то момент на этом пути я потерял представление о том, кем я был в глубине души. Призвание, миссия, да что там, это стало всем. Я начал использовать свое христианское имя только с инициалами своей фамилии. Не знаю почему, но я так сделал".

Денариус слегка приподнял голову. Для Джеймса это выглядело монументальным усилием.

"Тогда как же тебя зовут, а? Твое настоящее имя, я имею в виду?"

Джеймс широко улыбнулся своему другу, на его глаза навернулись слезы.

"Мои друзья зовут меня Джим", - сказал он. "Джим Далтон".

Все они оставались в таком положении несколько секунд. Наконец, Денарий начал кивать и откинул голову назад. Он снова зашелся в приступе кашля, из его губ то и дело вырывались пузыри мокроты и крови. Когда он успокоился, он улыбнулся Джеймсу сквозь пропитанные кровью зубы.

"Джим Далтон", - сказал он, пробуя слова. "Мне это нравится. Чертовски лучшее имя, чем Джеймс Ди".

Джеймс - Джим - не мог не рассмеяться. Хотя Денариус не мог смеяться вместе с ним, он улыбнулся, как и Марлена, хотя ее улыбка была заметно грустнее, чем у ее мужа.

Джеймс закончил смеяться, еще раз сжал руку друга и отпустил его. Все они, казалось, поняли, что он дает им возможность побыть наедине с Денариусом, и Марлена с Мартином снова сосредоточили свое внимание на нем.

"Мальчик, - сказал Денариус дрожащим голосом, как будто речь давалась ему с огромным трудом, - теперь ты будешь заботиться о своей маме, слышишь?"

Глаза Мартина наполнились слезами, и он утвердительно кивнул отцу, рыдания прорывались наружу, когда он пытался их сдержать.

"Теперь ты мужчина. И ты должен помочь ей подготовиться к появлению твоего младшего брата или сестры".

Глаза Мартина расширились от шока, как и глаза Марлены.

"Ты знал?" - спросила она Денария.

Он повернулся к ней, прижимая ее руку к своей груди, и кивнул.

"Я видел, как ты защищала свой животик", - сказал он и усмехнулся. "То же самое ты делала, когда Мартин был там, а мы работали на полях".

Несколько мучительных смешков вырвалось у него, хотя он, казалось, наслаждался моментом, а не возмущался им.

"Ты всегда была осторожна и не позволяла ничему навредить ребенку. А теперь тебе поможет Мартин".

Он снова улыбнулся ей, когда ее лицо исказилось в гримасе горя и, возможно, радости одновременно. Через мгновение она громко всхлипнула и закрыла рот рукой.

"Не плачь сейчас", - сказал Денарий, пытаясь успокоить ее. "Это нехорошо для ребенка. Ему сейчас нужно думать о себе".

Она сделала несколько вдохов, быстро кивнула, затем отдернула руку, чтобы показать свою страдальческую улыбку.

"Итак, ты думаешь, что это мальчик, да?"

Денариус кивнул. "Думаю, да, миссис Кинг. Я всегда правильно двигаю бедрами, чтобы завести мальчиков, когда у нас есть время".

Тогда она расхохоталась, слегка игриво толкнув его в плечо. Денариус широко улыбался своей жене, несмотря на видимую боль. Мартин, казалось, все еще был в шоке.

"Папа?" - спросил мальчик, когда смех утих.

Денарий повернулся к нему. "Да, сынок?"

"Я сделаю так, чтобы ты гордился мной, папа", - сказал он, его лицо стало серьезным. "Я буду хорошо заботиться о маме и ребенке. Вот увидишь. Я заставлю тебя гордиться. Ты увидишь из... из... из... "

Он разразился новыми рыданиями, когда Денариус поднял руку и погладил лицо сына кончиками пальцев, успокаивая ребенка.

"Мартин", - сказал Денарий с восхищением в голосе. "Ты заставляешь меня гордиться тобой со дня твоего рождения, мальчик. Ничто из того, что ты можешь сделать, не изменит того, как я горжусь тем, что ты мой сын".

Джеймс отвернулся от них, поглаживая раненое плечо, и пошел обратно к разрушенному маркеру. Он чувствовал, что вторгается в их последние минуты, и хотел дать им возможность побыть наедине, чего они заслуживали. По пути он бросил взгляд за рухнувшую стену и увидел нескольких человек, стоявших снаружи, с расширенными глазами и отвисшими челюстями. Первой его реакцией было достать пистолет, но второй взгляд подсказал ему, что в этом нет необходимости. Эти люди были здесь не для того, чтобы причинить им вред. Те, кто хотел причинить им вред, погибли в битве снаружи и внутри церкви. Это были всего лишь те, кто оказался здесь против своей воли и теперь пребывал в оцепенении от вновь обретенной свободы.

Он отвернулся от них и посмотрел на разбитый знак. Знак был темным, и из его глубины не исходило никакого свечения. Это был не более чем разрушенный артефакт.

Он протянул руку, провел ею под тем местом, где лежали обломки метки, и услышал и почувствовал грохот, когда камень и земля пришли в движение по его воле. Несколько мгновений спустя грохот достиг крещендо, и пол и земля под ним поглотили куски обсидианового куба. Он исчез под грязью и обломками, скрывшись из виду.