Лейтенант Прыщ открыл глаза. Точнее, попытался, чтобы обнаружить, что они опухли. Сквозь мутные щелки он увидел нависшую сверху фигуру. Лицо натийца, задумчивое.
— Узнаете меня? — спросил натиец.
Прыщ попытался ответить, но кто-то сдавил ему челюсти. Он кивнул, узнав при этом, что шея раздулась в два раза толще обычного. Или так, подумалось ему, или голова сжалась.
— Мулван Бояка. Взводный целитель. Будете жить. — Натиец распрямил спину и сказал кому-то еще: — Будет жить, сэр. Но пользы от него не будет еще несколько дней.
Капитан Добряк появился в поле зрения. Костистое, угловатое лицо, как и всегда, было украшено выражением презрительного равнодушия. — За такое, лейтенант Прыщ, попадете в рапорт. Преступная глупость, недостойная офицера.
— Тут таких целая куча, — пробормотал уходящий целитель.
— Вы что-то сказали, солдат?
— Нет, сэр.
— Наверное, слух ухудшился.
— Так точно, сэр.
— Намекаете, что у меня плохой слух, солдат?
— Никак нет, сэр!
— А я уверен.
— Ваш слух идеален, капитан. Я уверен. Примите это как… гм… заключение целителя.
— Скажите, — продолжал Добряк, — есть ли средство от редеющих волос?
— Сэр? А, разумеется, есть.
— И какое?
— Побриться налысо, сэр.
— Кажется мне, что вам нечем заняться, целитель. Посему проследуйте в место расположения взводов вашей роты и займитесь жалобами солдат. Да, еще и вшей изгоните. И проверьте мужчин на наличие кровавых волдырей на мошонках — уверен, это симптом опасных заболеваний.
— Кровавых волдырей сэр? На мошонках?
— Похоже, плохой слух у вас, а не у меня.
— Гм… в них нет ничего особенно опасного, сэр. Только не протыкайте, или кровь потечет чертовской струей. Это от долгой езды в седле, сэр.
— И точно.
— Целитель, почему вы еще здесь?
— Простите, сэр! Бегу!
— Буду ожидать подробного отчета о состоянии вверенных вам солдат.
— Так точно, сэр! Иду проводить мошоночную инспекцию!
Добряк снова склонился над Прыщом: — Вы даже говорить не можете, так? Нежданная милость. Шесть ужалений черных ос. Вы должны были умереть. Почему не исполнили? Да ладно. Похоже, недоносков вы потеряли. Придется спустить с цепи овчарку, пусть ищет. Сегодня же ночью. Выздоравливайте поскорее, лейтенант, мне еще нужно шкуру с вас содрать.
Оказавшись вне помещения, Мулван Бояка чуть постоял, а затем торопливо направился к своим товарищам в одну из спален. Он вошел в комнату, оглядел скопище солдат, валявшихся на койках или бросавших кости, и наконец заметил сморщенное черное лицо Непа Борозды, с мрачной улыбкой на губах сидевшего скрестив ноги.
— Я знаю, что ты сделал, Неп!
— Э? Уйди-т от мня!
— Ты проклял Добряка, так? Кровавые волдыри на яйцах!
Неп кудахтнул: — Черны липки пятна тож, хе!
— Прекращай. Хватит этого, понял?
— Слишкм пздно! Они уж наросли!
— А вдруг он случайно узнает, кто виноват?..
— Не смей! Свин! Натий фрупаль! Ву бут бу вут!
Мулван непонимающе выпучил глаза на старика. Метнул взгляд и на Шелкового Ремня, развалившегося на соседней койке: — Что это он сказал?
Дальхонезец лежал, закинув руки за голову. — Худ знает. Думаю, какое-то шаманское наречие. Готов спорить, это порча.
Натиец сверкнул глазами на Непа: — Наведи порчу, и я вскипячу твои кости, кислая слива. Ну-ка, отстань от Добряка, или я расскажу Бадану.
— Бадна здесь нету, а?
— Он вернется.
— Паль!
Никто не стал бы клясться, что Преда Норло Трамб — самый восприимчивый из людей; шестеро летерийских стражников, что были сейчас под его командой, пытались спрятаться за спиной начальника, подозревая, что глупость Трамба будет стоить им жизни.
Норло раздраженно скалился на дюжину всадников. — Война есть война, — твердил он, — а мы были на войне. Люди умерли, не так ли? Такие деяния не должны оставаться безнаказанными.
Чернокожий сержант сделал едва заметный жест закованной в перчатку рукой, и на стражу нацелились арбалеты. Он сказал на грубом летерийском: — Еще один раз. Последний раз. Они живы?
— Разумеется, живы, — фыркнул Норло Трамб. — Мы тут свое дело знаем. Но, видишь ли, их приговорили к смертной казни. Мы только ждем чиновника Королевской Адвокатуры, чтобы он поставил печати на приказы.
— Никаких печатей, — сказал сержант. — Никакой казни. Отпустите их. Мы заберем.
— Даже если их преступления прощены, — упрямо ответил Преда, — мне нужна печать на соответствующем приказе.
— Отпустите их всех. Или мы вас перебьем.
Преда выпучил глаза, повернулся к подчиненным. — Оружие наголо, — рявкнул он.
— Ни шанса, — сказал страж ворот Фифид. — Господин, едва мы схватимся за мечи, как будем убиты.
Лицо Трамба потемнело даже в тусклом свете фонарей. — Ты только что заслужил суд трибунала, Фифид…
— Хотя бы еще подышу, — ответил тот.
— Остальные?
Стражники молчали. Оружие оставалось в ножнах.
— Выдавай их, — зарычал с коня сгорбившийся сержант. — Хватит нежностей.
— Послушайте этого тупого неразумного иноземца! — Норло Трамб повернулся к малазанину спиной. — Я намерен внести официальный протест в Королевский Суд. Вы ответите за угрозы…
— Ну.