Марлоу вел Криса по переходам, не чувствуя ни малейшей неловкости или сомнений, как будто план этих лабиринтов был у него в голове. Было темно, но не кромешная тьма, они видели все в каком-то мерцающем красноватом свете, иногда под ногами хлюпала вода. Наконец впереди стало становиться все светлей, алые отблески падали на камни под ногами, и Стэн и Крис вступили в теплый красный свет, освещавший подземный зал. Зал не был большим, но стены терялись в алом свете, потолок уходил в никуда. Посреди была установлена плита, чуть позади нее они увидели бассейн, точно такой же как в холле замка, только в нем была не черная вода, а пламя, языки которого лизали бортики купели. По обе стороны от плиты стояли двое. На них были длинные белые одеяния, напомнившие Марлоу тоги, по нижнему краю каждой шла такая же пурпурная полоса, которую дозволялось носить только сенаторам. Они уже встречались с ними обоими, во сне, в Швейцарских Альпах, на допросах в полицейском управлении.
— Приветствую вас, — звучно сказал Конрад. — ваш путь почти окончен. Что вы принесли с собой с той стороны мира?
Стэн шагнул вперед и на раскрытой ладони подал ему крест Диего Эрерры. Хауэр шагнул ему навстречу и взял распятие.
— Начинается последнее испытание. — просто, почти буднично проговорил Мел Конрад, И жестом указал им на плиту посреди зала. Они разделись, Стэн при этом чувствовал почти облегчение, так стала тяготить его одежда. Крис, чертыхаясь, никак не мог справиться с промокшими джинсами, и Марлоу помог ему. Вдвоем они подошли к плите и сели на край. Хауэр, все время молчавший, подошел к ним. В руках у него была плоская серебряная чаша, покрытая тончайшей резьбой. Вглядевшись, Стэн увидел, что она изображает эротические сцены, выполненные с такими подробностями и представлявшие собой такой откровенный разнузданный разврат, что он даже вглядываться перестал. В чаше было темное питье со странным сладким запахом, запахом всех плодов, которые росли когда либо на деревьях благословенного Эдема. Сперва к чаше приложился Крис. Он выпил половину в два глотка и удивленно и весело посмотрел на Марлоу. Стэн принял чашу и прижался губами влажному следу от губ Криса. Питье было сладким, и при этом отдавало какой-то пряной горчинкой, Стэн никогда не пробовал ничего подобного, словно в него вливалась вся свежесть созревающих плодов и чистых горных ручьев, бегущих к изножью. Когда он допил до конца, то взглянул на Харди. Глаза у Криса горели, его рука легла Марлоу на бедро, и Стэн ощутил такое сильное возбуждение, что забыл о том, что они не одни, что все это происходит в подвалах Замка Ангелов, рядом с бассейном из которого рвется пламя, что, возможно, жить осталось всего несколько минут. Крис положил ему руку на затылок и притянул к себе, краем глаза, пока еще губы Харди не прильнули к его губам, он увидел, что Хауэр достал из складок своего одеяния нож, блеснувший кровавым отблеском, но ему и это было безразлично, потому что он не ощущал ничего, кроме жара тела своего любовника и собственного вставшего члена, который пульсировал от напряжения.
— Ты первый, — задыхаясь прошептал Крис, оторвавшись от его рта. Стэн молча уложил его на каменную плиту, вполоборота к себе, так же, как в их первую ночь. Крис взял его руку и принялся целовать ладонь Марлоу. И в тот момент, когда он вошел в застонавшего Харди, так глубоко, как никогда, его тело пронзило первое белое лезвие боли. И в ту же секунду Хауэр наклонился над Крисом и коснулся ножом его груди. Стэн закрыл глаза, чтобы не видеть, как брызги крови пятнают белую одежду Хауэра. Он не знал, что Конрад делает с его спиной, но он чувствовал быстрые холодные прикосновения ножа, рассекавшего кожу. В них было что-то сходное с ритмом его собственных быстрых и резких движений в теле Харди, от которых тот стонал, кусая пальцы Стэна. Все произошло одновременно: их обоюдный оргазм, от которого Стэн чуть не потерял сознание, таким яростным было наслаждение и последнее прикосновение ножа к его спине. Он отодвинулся от Криса, чувствуя, что возбуждение не прошло, напротив, оно стало глубже и сильней, в нем появился терпкий привкус боли. Харди обернулся к нему, по груди у него текла кровь, но Стэн разобрал в мешанине линий все тот же узор, изображавший Кецалькоатля.