Подготовке новых оборонительных рубежей серьезно препятствовала сосредоточенная к северу от холмов германская артиллерия, которая почти непрерывно вела огонь, засыпая район градом снарядов. Пока друзья летели в сторону линии фронта, Майкл мог видеть желтую дымку от их разрывов, висящую ядовитым облаком у подножия холмов, и представлял себе мучения работающих в грязи солдат, изнуряемых непрекращающимися артобстрелами.
С приближением к холмам звук артиллерийского огня усиливался и заглушал даже рев большого лероновского мотора самолета и шум стремительно обтекавших его воздушных струй. Заградительный огонь артиллерии напоминал шум штормового прибоя на каменистом берегу, игру умалишенного на барабане, а также бешеный пульс этого больного, сошедшего с ума мира; и яростное возмущение Майкла людьми, приказавшими им уничтожить аэростаты, ослабевало по мере того, как громче становился грохот орудий. Это была работа, которую необходимо выполнить, он это осознал, увидев жуткие страдания внизу.
Тем не менее аэростаты были самыми страшными и ненавистными целями для любого летчика: вот почему Эндрю Киллигерран не поручил бы это никому другому. Майкл их уже увидел — похожих на жирных серебристых слизняков, висящих в предрассветном небе высоко над холмами. Один был прямо перед ним, другой — несколькими милями дальше к востоку. На таком удалений тросы, привязывавшие их к земле, были невидимы, а плетеные корзины, из которых наблюдателям открывалась, как на ладони, картина тыловых районов союзников, казались всего лишь темными пятнышками, подвешенными под светящиеся сферы заполненного водородом шелка.
В этот самый момент воздух содрогнулся, взрывная волна качнула «сопвичи», и тут же впереди столб дыма и огня взмыл в небо, перекатываясь и клубясь, черный и ярко-оранжевый, принимавший форму наковальни, поднявшийся над низколетящими самолетами и вынудивший круто отвернуть в сторону, чтобы обойти его. Немецкий снаряд по наводке с одного из аэростатов попал в полевой склад боеприпасов, и Майкл почувствовал, как его страх и возмущение исчезают и уступают место жгучей ненависти к артиллеристам противника и висевшим в небе людям с ястребиными глазами, которые направляли смерть с холодным бесстрастием.
Эндрю повернул обратно в сторону холмов, оставляя под правым крылом высокий столб дыма, и стал снижаться до тех пор, пока его шасси едва не коснулось верхушек укрытых мешками с песком брустверов, и летчикам стали видны движущиеся по ходам сообщения южноафриканские солдаты; люди были похожи на серовато-коричневых вьючных животных, сгибающихся под тяжестью снаряжения и техники. Лишь немногие посмотрели вверх, когда весело раскрашенные машины прогрохотали над головой. У тех, кто поднял глаза, лица были серые, вымазанные грязью, с мрачным выражением и отрешенностью во взгляде.
Впереди открылся проход в одном из перевалов, рассекающих меловые кряжи. Перевал был в утренней дымке. С порывами шевелящего ее предрассветного ветерка облако тумана мягко и волнообразно колебалось, словно земля занималась любовью под серебристой периной из гагачьего пуха.
Где-то совсем близко — впереди — раздался треск пулемета «викерс». Это Эндрю проверял свое оружие. Майкл, слегка сместившись, тоже дал короткую очередь. Трассирующие пули, прошив небо, оставили красивые белые следы в чистом воздухе.
Майкл опять пристроился за Эндрю, и они влетели в туман, попав в новое измерение света и приглушенного звука. Рассеянный свет создал радужный ореол вокруг обоих самолетов. Влага осела на летных очках Майкла. Он поднял их на лоб и стал вглядываться вперед.
Накануне днем Эндрю и Майкл провели тщательную рекогносцировку этого узкого прохода между грядами холмов, чтобы убедиться, что там нет никаких препятствий или помех, и запомнить извилины и повороты перевала на его более высоких участках; и все же он оставался опасным при видимости не более шестисот футов и меловых склонах, круто поднимающихся вплотную к крыльям.
Майкл приблизился к зеленому хвосту и летел, ориентируясь только на него, уверенный, что Эндрю проведет через перевал, а ледяной туман словно проедал насквозь его одежду и кожаные перчатки, лишая чувствительности кончики пальцев.
Летевший впереди Эндрю сделал крутой вираж, и, последовав за ним, Майкл мельком увидел под колесами самолета колючую проволоку, коричневую от ржавчины и запутанную, как заросли папоротника.
— Ничейная земля, — пробормотал он, и сразу после этого под ними мелькнули немецкие передовые позиции: брустверы с припавшими к земле солдатами в серой полевой форме и уродливых, похожих на околокаминные металлические ведерки для угля, касках.
А еще через несколько секунд они вырвались из тумана в мир, освещенный первыми низкими лучами солнца, в небо, которое ослепило их своим блеском, и Майкл понял, что они добились полной внезапности. Облако тумана спрятало их от наблюдателей в аэростатах и заглушило шум моторов.