Пылающий берег

Гарри нравилось устраивать приемы дважды в месяц, не чаще, и приглашать всегда десять человек, не более.

— Мне нравится слышать все, что говорят гости, — объяснял он. — Терпеть не могу пропускать какие-то интересные истории на другом конце стола.

Он обладал отличным вкусом и имел один из лучших винных погребов в стране. Своего повара-зулуса он похитил из загородного клуба в Дурбане, так что приглашений Гаррика Кортни искали многие, даже если это требовало поездки на поезде и ночевки в Теунис-краале.

— Этот тип, Джозеф Робинсон, возможно, и имеет титул баронета, что во многих случаях означает, кстати, метку беспринципности и хитрости, он может иметь денег больше, чем накопил даже старый Сесил Джон, потому что Робинсону принадлежат золотые рудники, а заодно и банк, но он ничтожен, как никто из всех, кого я знаю. Он может потратить десять тысяч фунтов на какую-нибудь картину, а умирающему от голода не даст и пенни. И еще он груб и жаден, и самый бессердечный на свете тип. Когда премьер-министр впервые попытался добыть для него титул пэра, поднялся такой шум, что ему пришлось оставить эту идею.

— Если он настолько ужасен, зачем его приглашать, папа?

Гарри театрально вздохнул:

— Это цена, которую мне приходится платить за мое искусство, дорогая. Я собираюсь выманить у него несколько фактов, которые мне нужны для моей новой книги. А он единственный из живущих на свете, кто может их мне предоставить.

— Ты хочешь, чтобы я очаровала его ради тебя?

— О, нет, нет! Мы не должны заходить так далеко, но, полагаю, ты можешь надеть какое-нибудь очень симпатичное платье.

Сантэн выбрала туалет из желтой тафты с расшитым жемчугом лифом, открывавший плечи, все еще слегка покрытые загаром после пустынного солнца. Анна, как всегда, была рядом, чтобы причесать ее и помочь одеться для ужина.

Сантэн вышла из своей собственной ванной комнаты, ставшей одним из самых роскошных явлений в ее новой жизни, закутавшись в купальный халат и обмотав голову полотенцем. Идя к туалетному столу, она оставляла на желтом паркете мокрые следы.

Анна, сидевшая на кровати, перешивала крючки на спине платья, откусывая нитки и выплевывая их, и бормотала:

— Мне пришлось распустить лиф на три сантиметра. Слишком часто случаются все эти замечательные приемы, молодая леди.

Она осторожно отложила платье и подошла к Сантэн.

— Мне бы так хотелось, чтобы ты сидела за столом вместе с нами, — проворчала Сантэн. — Ты же здесь не служанка.

Сантэн была не настолько слепа, чтобы не заметить отношений между Гарри и Анной. Но до сих пор у нее не было возможности поговорить об этом, хотя ей очень хотелось разделить счастье Анны, пусть хотя бы со стороны.

Анна схватила серебряную щетку и набросилась на волосы Сантэн, с такой силой расчесывая длинные густые локоны, что голова девушки дернулась назад.

— Ты хочешь, чтобы я зря тратила время, слушая, как все эти модные персоны шипели за моей спиной, будто гуси? — Она так точно изобразила английский выговор, что Сантэн восторженно захихикала. — Нет, спасибо, я же ни слова не пойму в этих умных разговорах, и, вообще, старая Анна куда счастливее и полезнее в кухне, когда присматривает за всеми этими ухмыляющимися черными мошенниками.

— Папе Гарри так хочется, чтобы ты присоединилась к компании, он часто говорит мне об этом. Думаю, он все сильнее тебя любит.

Анна поджала губы и фыркнула.

— Хватит болтать ерунду, юная леди, — решительно произнесла она.

Отложив щетку, она набросила на волосы Сантэн тонкую желтую сетку с блестками, собрав их блестящую массу в пышный узел.

— Вот так! — Она отступила назад и одобрительно кивнула. — Теперь платье.

Она пошла к кровати, чтобы взять его, а Сантэн встала и сбросила с себя купальный халат. Он упал на пол, и Сантэн, обнаженная, посмотрелась в зеркало.

— Этот шрам на твоей ноге хорошо заживает, но ты еще слишком темная, — пожаловалась Анна.

И вдруг умолкла и замерла, держа на вытянутых руках желтое платье. Она задумчиво нахмурилась, рассматривая Сантэн.

— Сантэн! — Ее голос прозвучал резко. — Когда у тебя в последний раз были лунные дни?

Сантэн наклонилась и подхватила упавший халат, чтобы прикрыться.

— Я же болела, Анна. Удар по голове… а потом инфекция…

— Когда они были? — безжалостно повторила Анна.

— Ты не понимаешь, я болела! Ты разве не помнишь? Когда у меня была пневмония, они тоже…

— Ни разу после пустыни! — Анна сама ответила на свой вопрос. — Ни разу с тех пор, как ты выбралась из пустыни с тем немцем, с тем полукровкой-африканером…

Она бросила платье на кровать и вырвала из рук Сантэн халат.

— Нет, Анна, я просто болела…

Сантэн дрожала. До этой минуты она просто отказывалась осознавать чудовищную возможность, о которой теперь заговорила Анна.

Анна положила крупную мозолистую руку на живот Сантэн, и девушка поморщилась от этого прикосновения.

— Я ему никогда не доверяла, у него кошачьи глаза, желтые волосы и здоровенная шишка в штанах, — яростно бормотала Анна. — Теперь я понимаю, почему ты ни слова ему не сказала, когда мы уезжали, почему ты смотрела на него как на врага, а не как на спасителя!