– А что плохого в том, чтобы мыть руки? – спросил Цзян. – Как по мне, верное напоминание.
– Ничего плохого, просто… – Рин запнулась, не зная, как сформулировать то, что ее беспокоит. С ней обращались как с маленьким ребенком, не способным доесть свой рис. Соблюдение гигиены само по себе правильно, но подобное объявление предполагало, что никанцы – отсталый и варварский народ, так что гесперианцам приходится учить их, иначе они будут вести себя как животные. – Просто мы же и так все это знаем.
– Правда? – хихикнул Цзян. – Ты бывала в Синегарде?
– А что плохого в Синегарде?
Рин сама не понимала, почему вступилась за бывшую столицу Никана. Она прекрасно знала, что Синегард омерзителен. Когда она впервые приехала на север, ее предупредили, чтобы не покупала еду с грязных уличных лотков, потому что продавцы делают соевый соус из человеческих волос и сточных вод. А сейчас почему-то считала этот город своим и защищала его. Синегард был столицей, сверкающей мечтой, и Рин предпочла бы его грохот и суету этой кунсткамере.
– Ладно, пошли дальше, – сказала она.
Но ее растерянность никуда не делась, только усиливалась по мере того, как они шли по Новому городу. За каждым углом она видела что-то новое – новые украшения, технологии или наряды, и это усиливало впечатление.
Даже фоновый шум сбивал с толку. Рин привыкла к звукам никанских городов, других она и не знала. Крики на улицах, скрип колес, перебранки и топот ног. Она знала язык городов, комбинацию интонаций и звуков. Но шум Нового города был совершенно другим. Из чайных и от уличных музыкантов доносились иные мелодии, ужасные и неблагозвучные. Повсюду говорили на гесперианском, пусть даже с акцентом.
В Никане шумные города, но это совсем другой шум – обособленный и непостоянный. В Новом городе как будто существовал постоянный механический ритм сердцебиения, тысячи механизмов без конца свистели, гудели и выли. Как только Рин это заметила, то уже не могла не обращать внимания. Она не представляла, как можно жить в таком гвалте, он сведет с ума. Как в этом городе можно спать?
– Что с тобой? – спросил Цзян.
– А? Ничего.
– Ты вспотела.
Рин опустила взгляд и поняла, что рубашка спереди промокла насквозь.
Да что с ней творится? Прежде она никогда не испытывала такого страха, от которого буквально задыхалась. Она как будто оказалась в сказочном королевстве, причем с завязанными глазами. Рин не хотелось здесь оставаться. Ей хотелось сбежать от этих стен в лес, куда угодно, лишь бы подальше от этой безнадежной, чуждой обстановки.
– В прошлый раз мы чувствовали то же самое, – удивительно ласковым тоном произнесла Дацзы. – Они перестроили наши города в соответствии со своими представлениями о порядке, и мы с трудом могли это выносить.
– Но у них же есть свои города, – сказала Рин. – Зачем им наши?
– Они хотят нас уничтожить. Это их «божественное предназначение». Хотят сделать нас лучше, превратив в зеркальное отражение самих себя. Для гесперианцев культура – это прямая линия. – Дацзы провела в воздухе черту. – Есть начальная точка и конечная. Они на конце отрезка. Им нравились мугенцы, потому что те стояли ближе. Но отличающиеся от них культуры и государства они считают низшими. Мы – низшие существа, пока разговариваем, одеваемся, ведем себя не как они и поклоняемся своим богам.
Это привело Рин в ужас.
До сих пор она рассматривала гесперианскую угрозу в военных терминах – через воспоминания о воздушном флоте, дымящихся аркебузах и бомбах. Она видела в них врага на поле боя.
Но никогда не думала, что другая, мягкая форма уничтожения может быть гораздо хуже.
А если никанцы сами выберут такое будущее? В Новом городе жило в пять раз больше никанцев, чем гесперианцев, и они выглядели довольными новыми порядками. Даже счастливыми.
Как все могло измениться так быстро? Когда-то любой никанец на континенте убежал бы, только завидев голубоглазых демонов. Они веками служили предметом для злословия и становились героями жутких рассказов, в которые Рин почти верила, пока не повстречала гесперианца во плоти. Они едят пищу сырой. Похищают сирот и варят из них бульон. Их пенисы в три раза больше нормальной величины, а женские вагины похожи на пещеры.
Но никанцам из Нового города, похоже, нравились новые соседи. Они кивками и улыбками приветствовали проходящих мимо гесперианских солдат. Продавали гесперианцам еду с установленных на каждом углу тележек – коричневые, твердые как камень пирожные и какие-то желтые круги, издающие отвратительную вонь, а еще настолько зловонную рыбу, что Рин поразилась, узнав, что это не тухлятина. Местные жители, по крайней мере высшее общество, стали подражать нарядам гесперианцев. Купцы, чиновники и офицеры щеголяли по улицам в облегающих брюках, толстых белых чулках до колен и странных камзолах, застегнутых выше талии, но сзади задрапированных наподобие утиных хвостов.