– Журналисты не должны избе-егать чужого внимания, – Илона вышла последней и кивнула водителю: – Приготовь кофе?..
Он кивнул, запер «рейл» и, позвякивая ключами, открыл дверь хозяйке и гостям.
Илона показала гостям дом. По мнению Марии, огромный для одного человека.
На третьем этаже находились мансарда и две гостевых комнаты с ванными. На втором – купальня, кабинеты и хозяйские спальни. На первом – кухня, столовая, гостиная и веранда. Всё оформили в традиционном венетрийском ключе. Везде стояла гладкая, округлых очертаний темная мебель: тяжеловесные комоды, столы и стулья на массивных лапах и стеклянные стеллажи с фарфоровыми сервизами и шарообразными статуэтками мопсов.
Повсюду царили порядок и чистота. Не хватало только ярких электрических ламп, как в современных россонских больницах. Мария с трудом отделалась от чувства, будто ходит по палатам. Пустующие каюты «Аве Асандаро» выглядели и то более обжитыми, чем идеальный дом журналистки.
В коридоре на втором этаже висели несколько снимков. Доктор остановилась, заметив знакомое лицо.
– Мой оте-ец, – протянула Илона. – Ныне покойный.
Мария напряженно кивнула. Она наконец-то поняла, почему журналистка вызывала у нее смутное чувство дежа вю. Доктор регулярно встречала снимки мятежной семьи в старых газетах, пока работала над «Причинами гражданской войны».
В восьмидесятых годах Маймы выступали против Короны. Отец Илоны сражался на стороне Собрания, будучи совсем юнцом, и выжил. А после, несмотря на антимонархические взгляды, сумел открыть «Венетрийскую правду» и достичь успеха. Газета стала популярна; Илона унаследовала разросшийся семейный бизнес.
Если она хоть немного походила на отца, Мария не зря сочла ее опасной. Никто до сих пор не знал, как Майм с его-то прошлым получил разрешение издавать газету.
– Куда принести кофе, мисс Майм? – на лестнице возник водитель.
Илона указала на кабинет и первой вошла в светлую квадратную комнату с единственным ярким пятном: тяжелыми шафрановыми портьерами. Она здесь явно не только работала, но и принимала гостей. Большую часть помещения занимали чайный столик и четыре кресла, а белоснежный секретер приютился у окна.
Водитель опустил поднос на камин и принялся расставлять чашки.
Мария отошла к книжным полкам, скользнула взглядом по корешкам: джаллийские философы, греонские либералы, россонские демократы. Она отстраненно погладила ткань жакета там, где спрятала маленький револьвер: «В домаркавинское время, скажем, при Рестеровых, за такое могли и казнить…»
Устин плюхнулся в кресло у камина, уставившись на водителя; тот недовольно дернул щекой.
– Не уходи дале-еко, – Илона коснулась его плеча и указала доктору на кресло.
Мария села.
Журналистка налила ей кофе, и доктора кольнуло ощущение чудовищной нелогичности происходящего. Она почувствовала подвох в предложении Илоны еще в доме Микаила Цейса, но сейчас спокойно отпила из чашки, даже не принюхавшись? Чутье завопило о смертельной опасности, однако причина паники изворотливым головастиком ускользнула из мыслей.
Мария попыталась сосредоточиться и поморщилась от пронзившей виски боли.
Она вдруг с ужасом осознала, что хотела перенести интервью на утро: приехать в гости с поддержкой из своих парней с «Аве Асандаро» и агентов Севана Ленида.
Точно. Именно так. Подобным образом она бы и поступила… если бы только…
– Пейте. Кофе наш, вене-етрийский, – журналистка посмотрела ей в глаза; Мария поняла, что рука сама собой опять поднесла чашку к губам.
Доктора прошиб озноб: «Илона владеет Звучанием?!»
– Ты не церковник, – кофе обжег внезапно пересохшее горло. – Как тебе…?
– Церковь многого не договаривае-ет, а у меня необычная семья, – Илона плотоядно улыбнулась. – Пей, мальчик.
Устин, сопротивляясь, глотнул кофе. Лицо покраснело, ноздри раздулись, рука затряслась от напряжения.
У двери послышался шорох. Мария скосила глаза. Водитель достал взблеснувший медью револьвер и профессионально установил глушитель. Лаконичная короткоствольная модель – «санд». Аранчайцы, наемники и оружейники, собаку съели на способах убивать. Револьвер безнадежно мазал на дальних дистанциях, но на коротких ему цены не было.
У Марии в голове закрутились неприятные воспоминания. Один из подручных барона Архейм приехал из Аранчая. Севан прикончил его, когда мерзавец пытался сбежать из Гита с подлинной Дланью на борту. Победа далась с трудом.
– Стены загадите, – брякнул Устин.
Илона его проигнорировала. Она поднялась, обошла свое кресло и грациозно облокотилась на спинку. В ее руке появился миниатюрный «севендж». Люди Архейма будто питали слабость к Аранчаю. Подобное оружие шулеры прятали в рукаве, а шлюхи в корсаже. Те, кто крутился на дне, прозвали его «последний шанс».
– Тебе идет, – хмыкнула Мария.
– Помолчи, – поморщилась Илона. – Терпе-еть не могу люде-ей твое-его сорта. Шатаете-есь по небу, берете-есь за любую работу, радуете-есь объе-едкам, скулите от любого пинка. Трусливые шавки. Ни гордости, ни самоуваже-ения.
– Речь, достойная журналистки!
– Как считае-ете, окажу ли я вам услугу, отправив к Подгорной Хозяйке, капитан Лем Декс?