Вдруг что-то заслонило солнце, которое золотым потоком заливало всю комнату, и в дверях, резко выделяясь на светлом фоне, показался какой-то человек. Карриган едва удержался от крика. Сначала он испугался, но испуг быстро уступил место любопытству и состраданию. Человек был страшно изуродован. Его спина и могучие плечи были до того сгорблены и скрючены, что он походил ростом на двенадцатилетнего мальчика; но если бы он выпрямился, то оказался бы великолепно сложенным мужчиной не меньше шести футов росту. И Дэвид догадался, что это огромное тело, похожее на тело скорчившегося животного, изуродовано несчастьем, а не было таким от рождения. Сперва он заметил только его безобразие — длинные руки, почти касавшиеся пола, сгорбленную спину, искривленные плечи, но затем, глубоко взволнованный, он не видел уже ничего, кроме лица и головы этого человека. Что-то напоминало изваяния древних божеств в этой голове, посаженной на изуродованные плечи. В ней не было красоты, но вся она дышала мощью гранитной скалы, точно лицо это было высечено из чего-то векового, но чья-то таинственная власть совершенно лишила его жизни. Этот человек не был ни стар, ни молод. И казалось, он не замечал Карригана, хотя тот стоял ближе к нему. Он смотрел на жену Сен-Пьера.
Дэвид взглянул на нее и увидел на ее лице бесконечную нежность. Словно маленькому ребенку, она улыбалась этой страшной человеческой развалине. А когда Дэвид взглянул в широко раскрытые, глубоко сидевшие глаза калеки, то увидел в них чисто собачью преданность. Он медленно переводил их с предмета на предмет, осматривая каюту, спрашивая, отыскивая что-то, чего никак не мог найти. Губы у него шевелились, и вдруг из этого огромного тела раздался жалобный голос ребенка, и опять послышались те странно волнующие, таинственные, монотонные выкрики, которые Дэвид слышал ночью:
— Не видал ли… кто… нибудь… Черного… Роджера… Одемара?
В ту же минуту жена Сен-Пьера бросилась к изуродованному великану. Она казалась высокой рядом с ним. Своими руками нежно гладила его по седеющим черным волосам, тихо смеялась, глядя на его поднятое к ней лицо, глаза ее сияли, и щеки горели ярким румянцем. При взгляде на них у Карригана замерло сердце. Что, если этот человек — Сен-Пьер? Но он сразу же отказался от этой мысли. Это было невозможно, немыслимо, и все же в голосе заговорившей женщины слышалось что-то большее, чем жалость.
— Нет, нет, мы не видали его, Андрэ, мы не видали Черного Роджера Одемара. Если он придет, я позову тебя. Это я обещаю тебе!
Она гладила его по бородатому лицу, обнимала его сгорбленные плечи, и когда на мгновение они оба медленно повернулись лицом к солнцу, Карриган увидел, что она и плачет, и смеется, и говорит в одно и то же время, лаская эту огромную человеческую развалину, которая медленно продолжала свой путь. С минуту она смотрела ему вслед, а затем быстро закрыла дверь и повернулась лицом к Карригану. Она стояла молча, словно чего-то ожидая. Высоко подняв свою голову, она тяжело дышала. Нежность, только что озарявшая ее лицо, совершенно исчезла, и в глазах у нее блестел какой-то вызов, пока она ждала, чтобы Карриган заговорил и высказал все, что у него было на уме.
Глава XI
Некоторое время Карриган и жена Сен-Пьера молчали. Он знал, о чем она думала в своем вызывающем ожидании, стоя так с пылающими щеками и задорным огоньком в глазах! Она готова была бороться за искалеченное существо, только что вышедшее отсюда. Она ожидала, что он засыплет ее вопросами, начнет ловить ее и выспрашивать, почему калека-великан произнес имя человека, которого он разыскивал, Черного Роджера Одемара. Истина забрезжила в голове Дэвида. Это не было игрою его больного мозга: это не было шуткой метиса, как он думал ночью. Случай столкнул его лицом к лицу с тайной Черного Роджера. И жена Сен-Пьера, которая ждала, чтобы он заговорил, была как-то связана с этой тайной, как связан был с ней и этот калека, разыскивавший человека, которого Мак-Вейн велел ему доставить живым или мертвым. Но все же он не стал расспрашивать ее. Он повернулся и подошел к окну, у которого Мари-Анна стояла несколько минут тому назад.
Стоял великолепный день. На другом берегу реки, где прошлой ночью был раскинут лагерь, он заметил большое оживление. У самой воды там медленно спускали Йоркскую лодку. Под самым окном каюты плыла маленькая лодочка с единственным гребцом. Это был калека Андрэ, могучими ударами весел пересекавший реку. В лодке его уродство было почти незаметно; непокрытые волосы и черная борода блестели на солнце, а сидевшая на могучих плечах голова показалась Карригану еще более похожей на каменного идола. И этот человек, походивший на разбитое молнией дерево, был не одним только куском мяса в глазах Жанны-Мари-Анны Булэн!
Дэвид повернулся к ней. Она вся уже изменилась, и гордый вызов в ее глазах исчез. Она ждала, что ей придется защищаться, но он и не думал на нее нападать. И так как она не скрывалась от него, он кивнул головой по направлению к окну.