Пылающий символ. Том 2

Теодор перешагнул через тела разбойников и распахнул ворота. Увидев лежавшего Иосифа, бросился к другу и пережал пальцами кровоточащую рану.

Елена выбежала вслед за ним.

— Убили?!

— Беги за помощью, он еще жив!

Она отбежала, но вдруг налетела на повозку. Рядом с возницей сидел Дориус.

— Помогите! — крикнула Елена.

Дориус спрыгнул с передка, сгибом руки передавил ее горло и закинул ставшее безвольным тело в повозку. Сам перемахнул через борт и заорал:

— Гони!

Повозка, запряженная парой бодрых коней, рванула с места. Навстречу ей по дороге двигался цизиум Давида.

Заметив Елену, Давид прокричал своему вознице:

— Давай наперерез!

Тот дернул вожжи, и через мгновенье обе повозки намертво сцепились колесами. Давид выпрыгнул из двуколки, сбросил похитителя на землю и врезал ему по скуле. Вскоре на помощь подоспели преторианцы.

Давид поднял Елену на руки и понес ее к дому.

Вечером, когда она пришла в чувство и поведала отцу о перипетиях последних лет своей жизни, он, поразмыслив, сказал:

— Теперь все понятно.

— Где сейчас Дориус? — поинтересовалась Елена.

— Его вместе с сообщниками взяли под стражу вигилы. Послушай, дочь… — почувствовав неловкость, Теодор замолчал, но спустя мгновенье продолжил: — Зачем приехал Давид?

— Не знаю. В последний раз мы с ним виделись в Риме несколько лет назад.

— Прости… — Теодор поднялся на ноги и поправил на постели дочери одеяло. — Спокойной ночи.

Утром, выйдя из дома, Елена услышала мощные удары молота и направилась к кузне. У наковальни увидела Давида и залюбовалась его мускулистой фигурой, рубленым красивым лицом и шапкой вьющихся волос. Всем своим обликом он походил на лучезарного бога Аполлона.

Молот Давида указывал место для удара, и два молотобойца по очереди били по нему кувалдами. Они работали так слаженно, что не хотелось отрывать от них глаз. Наконец Давид забрал клещами раскаленную деталь и опустил ее в воду. Послышалось громкое шипение, он поднял глаза и увидел Елену.

— Сальве!

— Как чувствует себя Иосиф? — спросила она, улыбаясь.

— Счастлив, что я приехал. Для него это лучшее лекарство, — с такой же улыбкой на лице ответил Давид.

— Ты вернулся, чтобы снова стать кузнецом? А ведь в Риме тебя почитают как великого ювелира.

— Мало ли что было в Риме… Там одно время ходили слухи о загадочном квесторе, который сосчитал для Аврелиана, сколько мыши съели зерна! Не о тебе ли шла речь? Тем не менее ты тоже здесь.

Они рассмеялись, и Елена повторила вопрос:

— И все-таки зачем ты приехал в Дрепан?

Sir Lawrence Alma-Tadema — Promise of Spring, 1890

Давид посерьезнел:

— В Риме говорят про обручение Констанция и Феодоры. Теперь ты свободна.

— Мы с Констанцием заключали христианский брак. Это значит, что я никогда не буду свободна, — с ее лица сползла безмятежная улыбка. — Уезжай! Не трать на меня время!

Сказав эти слова, Елена бросилась в дом и разрыдалась, как в детстве.

Тем же вечером она завернула в паллу Священную Чашу Иисуса и вместе с отцом отправилась навестить Иосифа.

Он лежал на подушках, был бледен, однако мог говорить.

Елена поднесла реликвию к его глазам.

— Эту чашу Иосиф Аримафейский отдал в Иерусалимский Храм, но Тит Флавий ограбил сокровищницу и увез ее в Рим.

Иосиф дотронулся до шероховатой каменной поверхности.

— Какая она теплая…

— Чаша хранит память о прикосновениях Иисуса, — с благоговением проговорила Елена. — Я построю в Дрепане храм и выставлю там святыню. Пусть помогает людям!

— Не стоит спешить, Елена… — тихо сказал Иосиф. — Для начала ответь на один вопрос: сделалась твоя вера крепче после того, когда ты обрела эту чашу?

Она покачала головой:

— Нет, не стала.

— Тогда ты должна понять, что нам помогает не чаша, но вера. Мы создали общину людей, которые живут, как учил Иисус. Нужны ли этой вере храмы, чаши, статуи или золотые подсвечники?

— Думаю, нет. Но в Дрепане появится место для совместной молитвы.

— Может быть, ты права, — согласился Иосиф. — Делай как знаешь…

— Благослови, отче, — Елена поцеловала ему руку.

— Благословляю. — Иосиф чуть приподнялся. — Видела ты Давида?

— Видела, отче. Но ничего, кроме боли, от этой встречи не испытала, — через силу проговорила она.

— Я не понимаю тебя.

— Не ты ли говорил, что брак между христианами не будет расторгнут?

Немного помолчав, Иосиф уточнил:

— Когда Констанций крестился?

— Ты сам проводил этот обряд.

— Констанций был оглашенным, но так и остался язычником. Я не крестил его, но благословил ваш брак. Между христианкой и оглашенным развод допустим[51].

Елена не знала, смеяться ей или плакать. С ее глаз будто упала серая пелена, и мир снова обрел свои краски.

Спустя три года Иосиф освящал в Дрепане новую церковь. Утреннее солнце заглядывало в высокие окна за алтарем, лучи освещали росписи, повествующие о жизни Иисуса в Царстве Небесном.