Пылающий символ. Том 2

Лошадь Константина захрапела и поднялась на дыбы — запах крови был сильнее запаха яблок. Волы тронули с места и медленно потащили повозку. Когда она подъехала ближе, он увидел трупы детей и взрослых.

Легионер на ходу натянул полог и в ответ на взгляд Константина, заметил:

— Нечестивые христиане отказались отречься от веры. Слава Августам! Их казнили на месте.

Спустя месяц после побега Константин переправился через Рейн и оказался в Галлии. Еще три дня — и он обнимал отца в каструме Гезориака[62]. Со дня их последней встречи Констанций постарел и выглядел старше своих пятидесяти шести лет, однако его лицо светилось безмерной радостью.

— У меня большие планы, сын. Хочу показать тебе Британию. Завтра на рассвете выходим в море.

Когда утром флагманский корабль Августа Констанция покидал гавань Гезориака, верхушка высокой мачты с вымпелом уже освещалась солнцем. В его сопровождении шли две биремы с полным вооружением. В Британском море[63] ветер наполнил паруса, и корабли неслись по волнам со скоростью галопирующей лошади (так для себя определил Константин).

В первый же день морского путешествия с Константином приключилась морская болезнь. Он мало путешествовал морем и не терпел качки, тем не менее, преодолевая недуг, твердо стоял на мостике рядом с отцом.

— Долго ли продлится путешествие?

Отец развернул карту:

— Если ветер не сменится, через три часа достигнем Британии и пойдем вдоль берега. К полудню обогнем мыс и ближе к вечеру вместе с приливом войдем в реку Тамесис[64].

— Значит, дальше рекой? — спросил Константин. Такой маршрут его устраивал больше.

— В Дубрисе[65] высаживаться не будем. Поднимемся верх по реке до Лондиниума[66], там расположен большой каструм. — Констанций похлопал сына по плечу. — Представлю тебя легионерам как будущего главнокомандующего.

Берег Галлии медленно удалялся, а полоска по курсу превращалась в ослепительно белые скалы. Военные корабли догнали и обошли караван торговых судов. Нос флагманского корабля больше не рыскал, и качка была терпимой.

— Нравится? — поинтересовался Констанций.

Константин молча кивнул, и отец продолжил:

— С мастером Героном, который строил все мои корабли, я познакомился в Дрепане, когда Аврелиан послал меня туда за биремами. Если у корабелов есть своя муза, то она не расстается с Героном!

— Тогда ты познакомился с матерью? — спросил Константин.

Отец не ожидал такого вопроса, но все же ответил:

— Да. Влюбился с первого взгляда, и ни разу не пожалел.

— Тогда почему развелся?

Констанций повернул голову и взглянул на сына:

— Ты с юного возраста жил при дворе Диоклетиана, но так ничего и не понял. Божественные Августы Диоклетиан и Максимиан желали получить меня с потрохами! И если бы я возражал, нас всех бы убили. Меня отправили воевать в Британию, на границу империи, но вы были спасены, и это давало мне силы жить. — Немного помолчав, Констанций спросил: — Твоя мать считает меня предателем?

— Она никогда ни в чем не упрекала тебя.

— Воистину благородная женщина. — Отец отвернулся, но Констанций успел разглядеть его слезы.

К ним подошел с докладом центурион:

— Главнокомандующий! Есть подозрение, что идущее впереди судно — пиратское.

Констанций приблизился к ограждению и вгляделся в даль.

— Это «длинный»[67] корабль, но при этом имеет большую осадку и знак торговца. Полный ход! Догоняем!

Матросы поставили еще одну мачту и подняли парус. Флагманский корабль ускорился, биремы сопровождения не отставали.

Корабельный триерарх[68] скомандовал:

— Весла на воду!

Под палубой зазвучали удары барабана, гребцы налегли на весла.

Констанций приказал:

— Нужно взять их быстрее! Впереди устье реки, где легко спрятаться в рукавах.

Маневр флагмана заметили на пиратском судне и тоже опустили весла на воду. Было слышно, как отчаянно бил барабан: успеть, успеть, успеть!

Расстояние быстро сокращалось. Корабль Констанция взял правее, несколько мощных гребков вывели его вперед, он описал дугу и преградил пиратам вход в устье реки. Первая бирема сопровождения прижала их к берегу, вторая отрезала путь к отступлению.

Баллисты[69] бирем нацелились на пиратский корабль.

— Сдавайтесь! — крикнул в рупор триерарх.

Ответа не последовало, и римская баллиста выстрелила. Дротик мощно вонзился в скамью под гребцом, размозжив его икроножную мышцу. После этого пираты стали снимать свои шлемы и насаживать их на копья[70].

Два контуберния морской пехоты перебежали по веслам на захваченное судно и пленили команду пиратов. На мачте подняли вымпел Августа Констанция, который возвестил, что отныне корабль принадлежит римскому флоту.

Когда, обогнув мыс, корабль плавно лег на прежний курс и качка уменьшилась, матросы поставили под навесом стол, закрепили его на палубе и пригласили Августа с сыном отобедать.

Блюда, которые подавали Константину, были изысканны. Отец довольствовался жидкой протертой кашицей.

В ответ на удивление сына он пояснил:

— Жареное мясо теперь не для меня. Врач сказал, от походной кухни в моем желудке возникла язва. Иногда она заживает, а иногда кровоточит. Эта кашица поставит меня на ноги.