Пыльная зима

Были тайны, они поступали на стол Главного в виде черных папок с пятью звездочками на обложке – знак предельной секретности. На титульном листе подпись: «Сведения строжайшего характера, ознакомлены…» – и подписи пяти-шести ответственных лиц; кроме них, никто в мире не знал о содержании документа. Но Главный сейчас признался себе, что ничегошеньки не помнит из этих тайных схем, таблиц и карт. Помнит, что на карте то ли Восточной, то ли Северной Сибири он увидел кружочки, расположенные в виде созвездия Малой Медведицы, и указал на эту дешифрующую оплошность. Его замечание было воспринято оперативно, через полгода сообщили, что объекты передислоцированы с минимальными затратами в пять там или в восемь миллиардов рублей и уже ничего не напоминают своей конфигурацией, специально по звездному атласу проверяли. А вот что за кружочки, что за объекты – теперь хоть убей…

Главный поинтересовался больничной библиотекой и – вот удача! – нашел там «Принца и нищего» писателя Марка Твена. Два дня он наслаждался. Потом прочитал «Таинственный остров» Жюля Верна – пять дней удовольствия. Потом «Дети капитана Гранта» того же автора. И на этом хорошие книги в библиотеке, занимавшей половину стеклянного аптечного шкафа, кончились, остались лишь зачитанные, но не представляющие для Главного интереса: два-три зарубежных романа издательства «Прогресс» – на иностранных языках, два-три детектива, четыре экземпляра девятисотшестидесятисемистраничного романа М. Доломахамова «Цветенье гор», три экземпляра «Капитанской дочки» А. Пушкина и восемнадцать разрозненных томов советского писателя Мудаевского, которому Главный, кажется, несколько лет назад вручал Государственную премию. Тома были не тронуты. Главный тихо и скромно, чтобы не раздражать персонал, пожелал попасть на прием к главврачу, его допустили. Главный попросил позвонить по вертушке в Кремлевскую библиотеку, чтобы в порядке шефской помощи для нужд психически недомогающих выделили книги Жюля Верна, Марка Твена, а также того писателя, который про Незнайку написал. Каково же было удивление Главного, что в клинике нет вертушки! – и главврач помочь никак не может. Да, он согласен, библиотека скудна, он просил, он обращался, но единственное, чего добился: психбольнице пообещали прислать полное собрание сочинений Ленина.

Главный искренне огорчился, и психиатр, пожалев его, принес ему книгу своего сына: «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Главный принял ее обеими руками и чуть не с поклоном, тут же сделал обертку для книги и вскоре за свою аккуратность стал получать от главврача регулярно книги из его домашней библиотеки: и Жюля Верна, и Герберта Уэллса, и про Незнайку.

Главный стал самым тихим обитателем клиники, о мании своей не вспоминал, просыпался рано утром с ясной улыбкой под пение птиц, бодро умывался, завтракал и жадно приступал к очередной книге чудес и приключений.

Однажды в телевизоре он вдруг увидел себя, то есть того, кем он был раньше. Он забеспокоился, начал озираться, санитар подошел ближе. Главный закрыл глаза ладонями, что-то закричал и убежал от телевизора.

Другой раз, обертывая книгу газетой, он опять увидел свое лицо на первой странице, а под этим лицом – текст важного государственного выступления. Он прочел несколько строк, и с ним вдруг сделались судороги.

С этого времени он не подходил к телевизору, не брал в руки газет, отыскал где-то специальную книжную дерматиновую обложку и берег ее как зеницу ока; когда больной по кличке Пожарник начинал бегать по коридору и кричать: «Пожар! Пожар!» – он не спешил, как другие, выносить из палаты скудное свое больничное барахлишко, брал только книгу с обложкой и спокойно пережидал – или окончания пожара, если он действительно начнется, или когда тревогу объявят ложной.

Он был счастлив.

ГЛАВА 22

Неделину же вживание в роль Главного далось без особого труда: бытие Главного определялось не сознанием, а распорядком, который обеспечивало множество людей. Надо было только наблюдать и подстраиваться.

Если люди охраны появлялись с ластами и масками в руках, значит, время идти к морю купаться в мелком огороженном месте или кататься на небольшом военном катере, удить рыбу: она ловилась на удивление споро, Неделин подозревал, что аквалангисты в глубине нанизывают на крючки заранее пойманных рыбин, но, впрочем, радость ловли от этого не уменьшалась – аквалангисты были не дураки, выжидали некоторое время, давали возможность поволноваться – с приятностью, а потом уже насаживали рыбу и – дерг, дерг!

Если охрана и другие служебные лица появлялись все сплошь в официальных костюмах, значит – прием или еще какое мероприятие.

Регулярно Неделину приносили папки с документами, которые ему следовало рассмотреть, то есть поставить свою подпись или не поставить. Большей частью это были наградные листы, и подписи он ставил охотно, натренировавшись перед этим расписываться так, как расписывался Главный.

Но хотелось больших дел, хотелось скорее в Москву.

И вот отпуск закончился. Неделина привезли в Москву.