Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Я судорожно пыталась схватиться за его руки, хоть как-то высвободиться. Перед глазами все меркло. Боль и жжение в груди.

— А Ладимиру ты не нужна, — жестоко повторял Велимир. — Наигрался он с тобой и будет. Из-за какой-то дуры судьбу свою губить он не станет да и я не позволю.

Бессильно схватившись за его запястье, я захрипела. Велимир разжал хватку.

— Жаль, не могу тебя к темной родне отправить, — проговорил, брезгливо встряхивая рукой. Будто испачкался в чем. — Правды хотела? Будет тебе правда. Сполна получишь. Пошли.

Схватил меня за руку и потянул за собою. А я, сил не имея сопротивляться, пошла.

Вошли мы в терем. В тот самый, на который Ладимир глядел, дожидаясь чего-то.

Велимир ни на миг руки моей не отпускал. Слова не говорил. Только тащил за собою. Я же, дрожа всем телом, шла следом. Горло все еще саднило, а по коже мурашки так и бегали.

Слава тебе, Ларьян-батюшка! Уберег рабу свою неразумную от смерти лютой.

А ведь близко я к ней была. Как рука колдуна на шее моей сомкнулась, так и легли на плечи руки Ее холодные. Шепот тихий уши заполнил. Ласково так, нежно успокаивала меня, к себе звала в объятия. Казаться мне уж стало, что окутывают черные ее одежды. Что немного еще и раскатятся прочь белые бусины и окажусь я вместе с той, что силу дает — с ушедшей вместе. Ждет она детей своих, каждого ждет, хоть живым, хоть мертвым.

Покорно, ни слова не говоря, я шла за Велимиром. Поднялась следом по крутой лестнице. Прошла в конец коридора.

Чародей прислушался. Прошептал слова какие-то.

Глядела на него и не верила. И меня-то еще темной дочерью зовут! Велимир вон такие дела творит, налево и направо черные заклинания плетет, а все же светлым считается, все правильным. Сейчас — морок навел и будто с гуся вода. Не узнает ведь никто, слова не скажет.

— Готова правду увидеть? — спросил, а в глазах едкая злая усмешка мелькнула.

— Готова, — хрипло прошептала я.

— Так гляди!

Толкнул дверь рукой. Та настежь открылась.

Ступила я в комнату, где тепло душное сон-травой пахло — чар сильных свидетелем, зелий колдовских другом. Тускло свеча мерцала. Оплывшая воском, который никто убирать не спешил, одиноко светилась на столе посреди комнаты.

Замерла я, двинуться не силах. Закричать хотела да голоса не стало.

На ложе богато убранном любимый мой Ладимир и девица — княжна Сияна Мстиславовна.

— Ну что, достанет с тебя правды? — не скрывая кривой ухмылки, проговорил Велимир.

— Ты что сделал с ним? Какие чары навел? — наконец крикнула я.

— Чары ни чары, а правда перед тобой. Не нужна ты Ладимиру больше — другую он полюбил.

Я снова оглянулась на любовников. Предательская слабость по телу разлилась.

Ладимир, родной мой! Да что ж это делается? Очнись, взгляни не меня!

Светлые боги, помогите! Развейте чары злые!

Окликнула я — не отозвался, подойти хотела — не смогла.

— Не старайся, — сказал Велимир. — Мы сюда по Изнанке вошли. Они и не видят, и не знают. Позовешь — не услышит. Ладимир теперь никого кроме нее не услышит вовсе.

Глядела я, как ладони по золотистым волосам Сияны скользят, как кожу ее шелковую гладят. Как она на груди его лежит, как улыбается, как глаза сверкают.

Глядела и не верила.

Ладимир, сердце мое, за что же так? Чем я-то не приглянулась? Чем не подошла?

«Чары не чары, а правда перед тобой…». Какой же он колдун, ежели приворот распознать не смог? Какой чародей, если поддался на темное заклятие? Без воли его не свершить Велимиру с Ростихом волшбу, не одолеть.

— Зря ты, Вёльма в Скельдианию не ушла, как звали, — проговорил Велимир. — Теперь знай правду.

Померкло все передо мной.

Не слушая других слов чародея, выскочила я прочь. Побежала куда глаза глядят.

Не видела ничего и не слышала.

Разве что шаги за спиной да шепот иногда чужой, что к себе звал и успокаивал…

В Доме Предсказаний тихо было.

В час, когда колокол на башне трижды пробил, не было здесь никого. Не должно быть видно.

Вошла я без спроса, без проверки стражей на входе, без взгляда косого. Вещие создания на стенах не щурились ехидно, не пугали, не срывались с мест — пропускали.

Промокшая под ночным дождем, упавшим с небес, в разодранном платье, простоволосая, с исцарапанными руками и горлом синим от велимировой руки, шла я по коридорам.

Много, ох, много лет манили они меня, звали.

И что же? Пришла я, поверила. Все сделала лишь бы здесь остаться.

Боги светлые… Да только кто же я теперь?

Чародейка недоученная, девка гулящая, которую и замуж никто не возьмет, коли уйти надумаю. Обманутая и брошенная жестоко.

Всеми брошенная — людьми и богами, которым день и ночь молилась. Не услышали видно недостойную, не приняли треб моих, не пощадили.

Говорил мне Зоран, темный жрец, что страдать буду, говорил, а я не верила. Прав был. В огне все видел. А пламя, оно каким не станет — темным иль светлым, все истину кажет. В лепестках его любая тайна явью становится. И не укрыться, не спрятаться, не обмануть.

Прошла я тихо, у двери резной остановилась, постучала. Открыли сразу.

— Входи, сестра, — проговорил Зоран. — Мы ждали тебя всю ночь.

Осьмуша, за его спиной, за руки меня удержал, не дал упасть.