Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Как смеркаться стало, я в Подлесье вернулась. Дорогу без труда нашла — лес подсказал. Я хоть заклинательству и не обученная, а все ж к природе привыкшая, знаки ее читать умею, куда идти помню. Такой я человек — если раз по дороге пройду, в жизнь не забуду. Сколько шла не вспомню, а только звездочки — птахины зерна — уж на небе появились, как я у ворот ведуньих оказалась.

Привратники меня сразу же узнали и без вопросов впустили. Мол, о тебе, рыжая лисица, теперь все Подлесье говорит, мы и проверять не станем.

На крыльце дома Арьярова я приостановилась, духу набираясь, чтоб войти.

Ох, как же нехорошо получилось! Ох, как же нехорошо!

Вдохнула поглубже, открыла дверь. В доме было тихо и темно. Лишь одинокая лучина, стоящая на столе, освещала горницу. Заряна сидела на месте главы дома и терпеливо перебирала гречневую крупу.

— Чего так поздно? — спросила, бросив на меня беглый взгляд.

— Заблудилась я, Заряна. Пошла гулять в сторону от святилища и с дороги сбилась.

— Немудрено. У нас места колдовские. Человека простого враз запутают да запугают.

Снова посмотрев на меня, женщина едко усмехнулась:

— Слыхала я про тебя. Соседки сказывали, лихо Чернаву уделала сегодня. Что ж ты, никак к колдуну ее примазаться хотела?

— Не хотела я ни к кому… — вдруг меня будто осенило — не знает Заряна ничего. — Чернава эта, дура и есть, только о мужиках и думает.

— А ты стало быть не думаешь?

— О другом я мечтаю, — ответила тише. — А что же ты одна дома?

Заряна помотала головой, не отрывая глаз от темного пятна крупы на столе.

— Милан и Арьяр спят уже. А я вот кашу завтра сварить решила.

— Может, помогу? — робко спросила я.

Заряна отмахнулась и на ее лице недовольство промелькнуло.

— Иди лучше спать. Я и сама споро управлюсь. А тебе еще завтра в дорогу собираться.

Последнее сказала так, будто выдохнула с облегчением. И то ясно — рада, что я ухожу.

— Тихой ночи, Заряна, — проговорила я и бесшумной тенью скользнула в комнату, где мне место отвели.

Наскоро разделась, не зажигая свечи, смазала ясниным снадобьем щеку и спать легла.

Помогите мне, боги ведуньи, завтрашний день пережить!

Наутро я проснулась измученная дурными снами и постоянными мыслями об Арьяре. Разве ж можно так о мужике переживать? Ни капли сожаления у меня не было. Жаль только, что хорошего человека обидела. Он мне и помог, и приютил, и заботился, а я…

Правду люди говорят, сердцу не прикажешь. Если б я чуяла, что мне он предназначен, да что судьбы другой нет, так и слова сказать не посмела бы против.

«Сердце свое слушай, оно вернее и мудрее», — старые люди говорят. Вот я и верю им, жизнь прожившим.

Поднялась я, быстренько собралась, косу заплела и тихо, чтоб никто не приметил, в горницу прошла.

Солнышко уже вовсю светило за окошком, а, значит, Заряна одна дома должна быть. Крадучись, чуть ли не вставая на носочки, я приблизилась ко входу в горницу и остановилась. Не одна Заряна в доме…

— И на что ж ты только польстился! — сетовала она. — Девку чужую в дом привел, небось, здесь ее и оставить хотел…Ой…

Послышался звук будто тарелка деревянная в сердцах на стол брошена.

— И где ж такое видано, чтоб чужачку в доме своем держать столько времени? Думаешь, люди не видят? Вон молва уже по деревне пошла…

— Хватит, — негромко отвечал ей Арьяр. — Завтра она уходит.

— И правильно! Правильно! — согласилась Заряна. — Нечего ей тут! Загостилась. Иль ты ее за себя взять задумал? Арьяр?

— Хотел бы, так взял.

Послышался скрип скамьи, тяжелые мужские шаги и хлопок входной двери.

— Ох, вразуми его, Ларьян — батюшка, — прошептала Заряна.

Я, помедлив минуту, вышла из-за дверного косяка и поздоровалась с женщиной. Та нехотя кивнула и вернулась к своему котелку с кашей, от которого шел густой пар.

— Давно встала? — спросила, не глядя на меня.

— Только что.

Заряна резко обернулась, забыв про свою работу.

— Слышала разговор?

Я обреченно кивнула.

— Так вот что, девка, мы тебя приютили во время болезни, но пора и честь знать. Вот тебе порог — собирайся и уходи. И чтоб не было моему сыну от тебя тревоги.

— Я не хотела…

— Толку что не хотела. Только я его лучше знаю — все в глазах написано. Не держи зла, Вёльма, но не рады тебе в этом доме.

— Завтра уйду, — лишь проговорила я и вышла из дому.

Не след мне больше находиться там ни минуты.

Ох, катись скорее колесница-солнце, да уступи место птахе небесной, а от ее прихода и до утра недолго.

Вышла я со двора, не зная, что делать. Переждать надо этот день где-то, только бы Арьяру на глаза не попадаться.

— Вижу, с печалью пришла, — с порога сказала мне Ясна.

— Твоя правда.

— Ну, так входи.

Знахарка перебирала травы, внимательно осматривая каждый стебелек, каждый листочек. Если находилось что лишнее, она его отрывала и тут же выбрасывала.

Я села рядом с ней и взяла со стола синенький цветок. Пах он летом, неясной горечью полевых трав и будто бы теплом от него веяло. Много раз я видела такие.

— Что за цветок такой? — спросила.

— Медунка. Против кашля ее пьют, — объяснила Ясна. — Я сегодня до рассвета поднялась и собрала. Пойдут холода, людям этот отвар нужен будет.