Пыльными дорогами. Путница (СИ)

— Ему хватит лишь взгляда, чтоб навечно знать о человеке. Потому он никогда и не покидает Дома Предсказаний.

Опустила глаза на настил из досок, по которому мы шли.

— Жаль его, — проговорила.

— Отчего же жаль? — не на шутку удивился Велимир.

— С ума можно сойти ежели про каждого встречного знать.

— Не за что его жалеть, — донесся голос Ладимир. Я оглянулась. — Великий дар — великая ответственность.

— Что же тут великого? Это мучение — света белого не видеть.

Я остановилась и подождала, пока колдун поравняется со мной.

— Это большая удача, Вёльма. Владеть такой силой, значит, иметь власть.

— Власть, которая тебя же губит? — повысила голос я.

Ладимир остановился, долгим взглядом посмотрел на меня.

— Власть видеть дальше, чем остальные, — тихо проговорил он. — Власть знать.

— Зачем?

Он усмехнулся:

— Тебе разве понять? Ты вон и себя-то не знаешь…

Я только открыла рот, чтоб ответить да не успела. Чья-то ловкая рука сорвала с моего пояса кошелек.

Я вскрикнула, резко обернулась. Мальчишка-оборванец, расталкивая толпу, бежал прочь.

— Стой, паршивец!

Со всех ног я бросилась за ним.

Народу было немерено. Я, как могла, бежала вслед за мальчишкой-вором. Его светлая макушка мелькала меж пестрых нарядов горожан.

— Етить твою налево! — заорал мужик в красной рубахе, из рук которого я выбила корзину. — Ах ты ж, темное отродье! Да чтоб тебе…

Что бы мне, я уже не слышала.

— Караул! Убивают!

Баба в желтом сарафане схватилась за сердце и повалилась на свою товарку. Я оттолкнула ту с дороги и за моей спиной заголосили уже обе.

— Стой, упырь тебя за ногу! — кричала я.

— Вёльма! Вёльма, остановись! — голос Ладимира звучал откуда-то издали.

Я не слушала.

— Простился я с своей зазнобой… Ах ты, злыдня поганая!

Лихо поскользнувшись на тарелке, куда уличный гусляр собирал свой заработок, я едва не свалилась с ног. Монеты раскатились в стороны. двое нищих сцепились меж собой, стараясь собрать как можно больше.

Тем временем мальчишка свернул в грязный темный переулок.

Догнать его два счета не составило бы мне труда, коль не платье. И как только бабы ходят в них? Ни побежать, ни прыгнуть. Так и мешается под ногами.

Босой воришка подскочил, ойкнул, поранив ногу об острый камень. Я прибавила ходу и вмиг оказалась возле него. Но гаденыш успел ускользнуть.

Костеря на все лады его родню до седьмого колена, я рванулась вперед. Мальцу было наплевать на рану и бежал он чуть не ли резвее прежнего.

Впереди забрезжил свет и выход же из переулка. На меня стала наваливаться усталость. В груди жгло от быстрого бега, а ноги каким только чудом и несли.

— Стой! Стой, не трону! — прокричала я.

Малец оглянулся, нагло зыркнул, показал мне кукиш и был таков.

— Упырь тебя за ногу! — рыкнула я в ответ.

Попробовала бежать быстрее, да тут ноги меня и подвели. С воплем я повалилась на размокшую от сточных вод доску, а мальчишка исчез в следующем переулке.

Оторвав глаза от земли, я пронзительно закричала и закрыла голову руками. Ларьян-батюшка, не губи!

Вороной жеребец взвился на дыбы. Подковы его грозно сверкали прямо надо мной.

Миг показался вечностью…

Чей-то голос выкрикивал незнакомое слово, заставляя коня подчиниться. Кто-то подхватил меня и поднял на ноги, оттащил в сторону.

Наконец конь опустился и, сердито потряхивая гривой, шагнул назад. Склонил голову, будто прося у меня прощения, захрапел.

— Тебе что ль свет не мил, сукина дочь? — закричал седой стражник в красном плаще княжьей дружины. — Откуда взялась только, немочь окаянная!

— Не сердись, отец, упала она, — мирно проговорил Ладимир, чьи руки все еще лежали на моих плечах.

— Нашла, где падать. Взять ее!

Не успела и слова молвить, как двое дюжих дружинников схватили меня под руки и оттеснили Ладимира.

Хотела что-то сказать, да от испуга и голос пропал. Стою и дрожу как осиновый лист.

— Посидит в темнице, одумается, — рявкнул дружинник.

— Отпусти девку, воевода Бурислав, — с легким поклоном произнес Велимир. Уж не знаю, гнался ли он за мной по улицам, или следом верхом ехал, да только уж больно чинно вышел, на посох свой опираясь.

— Мир тебе, чародей. Да только девка на пути скельдианского посольства встала. Уж не темный ли замысел?

Сказано — страх дело последнее. Коли встанет перед тобой, так уж ничто ему не помеха. Он и глаза застит, и слух закрывает, и ум будто крадет. Испугалась я и не увидела, кто на том коне вороном сидит.

Первым он ехал, рядом с Буриславом и дружинниками того. Следом еще четверо — все скельдианы, от самого северного моря прибыли. Одеты не по-нашему, чудно. Кольчуги на них сверкающие, поверх плащи, мехом отороченные. Волосы светлые, будто серебром отливают. У иных в косу сплетены.

Не отводя взгляд, он на меня смотрел. Без усмешки, без жалости, как и не видел. Глаза его серые будто небо осенью, а волосы будто пепел с серебром. И не было на лице ни зла, ни обиды — ничего. Даже брови не свел. Вроде и не из-за меня он чуть с коня не свалился.

— Да какое там, — с улыбкой ответил Велимир. — Племянница моя. Впервые в городе оказалась. Испугалась девка, вот и угодила под копыта. Разве она знает, где скельдиана конь, а где наш, белардский.