Пыльными дорогами. Путница (СИ)

В углу, на скамье, лежало аккуратно сложенное льняное платье. Вчера Велимир приказал Хельге найти что-нибудь для меня и объяснил, будто не пристало девке в штанах мужских в Дом Предсказаний идти. Ему-то, чародею Совета, наверное, видней.

Уж и не припомню, когда в последний раз платье надевала. Отец с матерью не шибко на меня тратились, как в перестарки затесалась. Мол, все равно никто замуж не возьмет — зачем же попусту монеты переводить? Вот и носила я то, что от отца и старших братьев осталось. Другого и не надо было — по лесам бегать да по хозяйству хлопотать. Если и бывали у нас гости, так им сестер моих, красавиц, все показывали, а меня за печью и на дворе прятали — чтоб не опозорила.

Ткань мягко легла в руки — послушная, чуть прохладная, с запахом какой-то травы. Рукава, ворот и подол чистые — ни наших, ни иноземных знаков не вышито.

Приложив платье к себе, я вздохнула.

Будто и не было Вёльмы из Растопши, не рождалась она никогда, не жила, не радовалась и не плакала. Не вышила ей мать обережных знаков на платье, да и самой вышить не дала. Будто стерли боги всю мою жизнь прежнюю и дали чистый льняной холст, мол, расшей, как тебе хочется и что выберешь, то и будет.

Не я этот обычай ввела, не мне его и отменять. Повелось так, что по узорам на одежде в Беларде испокон веков положение и жизнь женщины читали. Для каждого случая свои знаки вышивали — девка ли, замужняя ли, есть ли дети, какого рода и каких кровей, каким богам поклоняется.

А у меня теперь нету ничего — ни рода, ни семьи, ни оберегов, ни прошлого. Одна только вера осталась, её не отнимешь.

Хельга почти угадала — платье разве что совсем немного больше было. Пояском подвязала и ничего. Косу сегодня туже обычно заплела, чтоб не растрепалась. Взглянуть бы на себя — жаль, чаши с водой нет.

Говорят, в Трайте обычай завели в стекла особые — зеркала смотреться. Будто видишь в них себя как живую. Только служители богов не слишком любят такие вещи. Говорят, опасны они для души человеческой.

* * *

«Тысяча огней будто тысяча звезд на небе. Тысячи глаза будто тысячи листьев на деревьях. Тысячи голосов будто пение птиц по утру. Тысячи путей в разные стороны ведут…» — так говорили сказители о Трайте.

Ох, зря столько сказок наслушалась! Может, не зря мать меня ругала, что к каждому певуну и сказочнику бегаю, да монеты кидаю. Наврали ведь с три короба.

Сами-то они хоть раз в Трайте бывали? Нету тут никаких дорожек, золотыми плитками мощеных. Грязь кругом, канавы с нечистотами, что со всего города в ров стекается. Улочки узкие, то тут то там нищие с протянутыми руками сидят. Благо, что верхом поехали, а то бы уделала я свой новенький наряд.

— Что, Вёльма, не таким тебе стольный город казался? — перехватил мой растерянный взгляд Ладимир.

— Не таким, — ответила, разглядывая обшарпанные стены каменных домов. Не только вода, выходит, точит их, еще время.

— Ты не пугайся, — утешил колдун. — Это мы пока по окраине едем. Чудеса дальше начнутся.

— А есть они, чудеса эти? — фыркнула я.

— Кто верит, для того и есть.

— Сам-то веришь?

Он на миг будто призадумался, свел брови и тут же расправил.

— Верю да не во все. Верю, к примеру, что лисица дикая может в городе прижиться.

Я не ответила. Станется с него как же!

— Осьмуша, ты чего так побелел?

Парень пожал плечами.

— Боязно мне, Вёльма.

— Вот те раз! Опять ему боязно. Сколько можно-то трястись?

— А коли чародеи убьют меня?

Послышался смешок Велимир.

— Да кому ж ты нужен, убивать тебя, — махнула рукой я.

Ехать в седле в платье оказалось очень неудобно. И как только знатные ельнийские девки в своих боковых седлах ездят? Не понимаю. Меня в такое усадить не смогли, теперь вот в обычном трясусь.

Велимир ехал первым, держа в руке витой, расписанный рунами, цвета темного дерева посох. На вершине его красовался темно-синий самоцвет. Зачем он — не ведаю. Только Ладимир шепнул, будто у всех чародеев посохи разные — каждому по силе.

Сам он ни дать ни взять чародей — весь в черном, глаза так колдовским огнем и сверкают, только посоха и недостает. Ну да ему с тем заботы не будет, от него силой так и веет. А вот я… ладно, будет тебе переживать, Вёльма.

Дорога тем временем вывела нас из тесных переулков на широкую шумную улицу. Ох и людей же здесь тьма-тьмущая! У нас в Растопше и на ярмарку столько не собиралось. Все снуют туда-сюда, бегают, спешат. Всадники на лошадях то и дело проносятся. А на первых этажах домов то лавки, то мастерские.

Растерялась я от такого зрелища. Мирку чуть придержала да зажмурилась. Уж не снится ли мне? Открыла глаза — не снится, ох, не снится…

— Вёльма, не отставай, — оглянулся на меня Ладимир. — Потеряешься, не найдем ведь.

Я отогнала от себя все страхи и двинулась вперед, стараясь меньше смотреть по сторонам и больше в спины Велимиру и его племяннику.

Вскоре мы миновали изрядный кусок шумной улицы и оказались на небольшой круглой площади. Земля здесь была вымощена темным гладким камнем — чудо невиданное, а посредине стояла чаша с водой, из которой выпрыгивали три стальные рыбины, извергающие воду.