Пыльца в крови

Хозяин молчал. Контур его сомкнутых ног и хвоста качнулся в сторону от серого ствола – он сделал шаг назад, затем другой. Страх в душе Чаги теснил боль, но он не отрывал рук от шеи и, лежа на боку, старался не шевелиться.

– Ладно, отец, как скажешь. Но не сейчас. Я порву его через пару десятков солнечных длин. Сам возьму Удру, если ты хочешь.

Ру промолчал. Послышался странный звук, словно лопнул огромный студенистый пузырь. Чага скосил глаза к шестигранной чаше. Там что-то менялось и шевелилось, но что именно, не было понятно с этого ракурса.

Тишина тянулась какое-то время.

– Ты пророс в него, Ирт, – послышался холодный шелест Ру. – Пророс гораздо глубже, чем думаешь сам.

– Гнилой медергом! Чага – просто зверушка, для веселья и вкуса. Я порву его, когда он мне надоест, и пройду твою трансформацию.

Чага почувствовал пинок тяжелой ноги Хозяина, и сжался, крепко закрыл глаза, ожидая следующего. Но его не было.

Он лежал неподвижно в надежде, что о нем забудут. Забудут о том, что он посмел сюда забраться.

Странно. Как он мог понимать их слова? Почему они говорили на земном жалком наречии? Почему Ру на нем говорил?

Возможно, ему все это снится? Тем более, что когда глаза закрыты, сложно отделить сон от яви, особенно если Хозяин побывал внутри него.

– Вставай, пришелец, – услышал он голос Ру. – Не притворяйся дохлым червем.

Чага осторожно открыл глаза. Глава Стен Флаа стоял у прохода один. Хозяина не было.

– Да, господин, – осторожно сказал он и приподнялся.

– Вставай. Прогуляешься со мной.

Холодный серый ремень обхватил Чагу, стянул предплечья и туловище и резко дернул вверх, поднимая на ноги.

Ствол Ру поплыл к выходу, заставляя двигаться следом, таща на аркане. Ноги держали с трудом, спросить, куда ведут, решимости не хватало, да и гортань совсем пересохла.

Флюоресцирующая чернота гладких стен, ленивые черепахи света под ногами, косые выступы поворотов с фиолетовыми и лазоревыми прожилками. За дальним выступом начнется широкая галерея Общего Прохода Ниш. Там Хозяин может увидеть его и может вырвать из тугой, липкой петли Ру.

– Думаешь, мой сын убьет тебя, как обещает, зверушка? – в голосе была холодная брезгливость и тень интереса.

Чага не знал, что ответить, но промолчать нельзя, когда спрашивает Ру Флаа.

– Я… я не знаю, господин.

Раздался скрипучий звук, видимо, смех.

– Я верю тебе зверушка, ты и не можешь знать. И думать страшишься. Хотя когда-то ты выглядел смельчаком.

Чага старался выкинуть из головы это «когда-то». Оно не имело к нему никакого отношения. Ру говорил о ком-то другом.

Они остановились, не дойдя до начала галереи. Раздалось потрескивание, как от электрических разрядов, готовящихся ударить всей накопленной силой.

Тим Граув когда-то ради эксперимента нырял в грозовую тучу. Там было ужасно сыро, и разъяренное электричество сторожило его тысячей крохотных глаз. Он успел пролететь край тучи насквозь и падал ниже, но в тот момент и позже инстинкт подсказывал, что ему невероятно повезло. Всего лишь разбить в лепешку позвоночник.

Пока Чага пытался выкинуть из головы воспоминания о чужой жизни, треск прервался, и его дернуло прямиком к боковой стене. Половины стены теперь не было. Словно чей-то продолговатый, скругленный по краям язык, спускался проход, блеклый свет тянулся из глубины, а поверхность под босыми ногами стала напоминать теплую чешуйчатую шкуру.

Чага никогда не попадал в такие переходы. Значит, не было положено. Значит, Ру Флаа решил избавиться от него раз и навсегда. От этой мысли, как ни странно, он почувствовал обиду, горькую, почти до слез. Он очень надеялся, что все не кончится не так…

А как все могло кончиться?

Проход, тонувший в странной белесой дымке, был достаточно широким и продолговатым в сечении. Никаких прямых углов и квадратов. Поверхность выглядела серой с редкими проблесками цветных вкраплений, заметными выше уровня головы, куда жидкий белый туман не дотягивался. Кое-где из стен торчали странной формы конечности. Тим Граув мог бы назвать их кронштейнами или манипуляторами – техническими устройствами цивилизации гуманоидных изоморфов. Но он умер. Возможно потому, что называл вещи такими именами.

– Не хочешь ни о чем меня спросить, зверушка?

Петля вокруг тела немного ослабла, а во вкрадчивом голосе Флаа чудилась насмешка.

– Вы меня убьете, господин? – решился Чага.

Скольжение туловища Ру замедлилось.

– Смелый вопрос, Тим Граув… Тебя ведь так зовут по-земному?

– Я…? Нет, это не мое имя, господин. Вы… ошиблись.

– Не думаю, что ошибся. Я не привык ошибаться. Но мне интересно другое, хочешь ли ты, чтобы я порвал тебя и закончил все это, Тим?

Ру Флаа остановился так внезапно, что Чага чуть не налетел на эту резиновую махину.

Тело сразу сжалось, по позвоночнику поползли ледяные, цепкие пальцы. Страшно было даже не от вопроса, а от близости почти трехметрового живого ствола, у которого не было глаз, но он следил за Чагой неотрывно – каждой невидимой серой клеткой, каждой розовой прожилкой, способной в любой момент стать щелью или выползти из тела и воткнуться в сердце или глаз.