- Ну, расскажи, как ты пужанул этого инженеришку, - попросил Игорь, - Он ведь пришёл сюда ко мне, прямо как брат родной, ни в чём не отказал. Даже о папке с чертежами не вспомнил, из-за которой в тот раз кричал. Я её Михалычу сёдня отдал, что б передал ему.
На вот вторую кружку. Тусуй чай и рассказывай. -
- Да я договорился уже с ним насчёт грева и прочего, - начал Одуван, тусуя чай, - а потом спрашиваю - Не боишься ли, что вчера накричал на бугра? А он мне - А чё, мол, мне его бояться? А я ему - Да, мол, кенты у него на воле. Цинканёт, мол, - и п...ец. А он - Да брось ты, грит, он вроде бы культурный, на "вы" обращается. Ага, говорю, у него всё на "вы" - вые..., высушу и выброшу. Они, грю, культурные, руки чистенькие, а нанимают отморозков. А тем, - что е...ть, что резать, - однох...ственно. Только, говорю, не болтай, что я сказал. Это же, говорю, - зона. -
Одуван уже разлил чай в стаканы.
- Ну, чё, Игорь, погнали? -
- Давай, Одуван, погнали, - поднял свой стакан Игорь, - За "подводную лодку", и долгого ей "плавания". И чтобы нам не болеть и скорее откинуться отсинтелева. -
ЗНАЛ БЫ, ГДЕ УПАСТЬ
Ожидание и прохождение комиссий для Игоря было неимоверно тягостным временем, в связи с очевидной нелепостью этих зоновских мероприятий. Дни, которые для зэка и так тянутся достаточно медленно, с опостылевшими уже зоновскими порядками, с утренними и вечерними проверками, с обычными и внезапными шмонами, стали тянуться как бы ещё медленнее, чем прежде. Сами комиссии были похожи на один и тот же спектакль для дураков, в котором актёрами являлись социальные олигофрены, а зрителей вызывали по одному, как в театре для одного зрителя.
(ОЛИГОФРЕНИЯ - [от греческого oligos - незначительный; и phren - ум] - Различают три степени олигофрении: дебильность, имбецильность и идиотию).
Для прохождения комиссии каждого из зэков, человек пять-шесть которых ожидали перед дверью, вызывали по одному в кабинет замполита колонии, называя его фамилию, имя и отчество. В самом кабинете за тремя-четырьмя письменными столами сидели члены комиссии. В центре - замполит, а справа и слева от него человек семь-восемь из администрации колонии. Все в военной форме.
Зэк, зашедший в кабинет, здоровался с ними, называя свою фамилию, имя, отчество, статью, начало и конец срока заключения. Замполит, просматривая бумаги в картонной папке, заведённой на этого зэка для прохождения им этих комиссий, говорил о том, что колония предоставляет данного осужденного для прохождения первой, второй или третьей комиссии для выхода данного осужденного на стройки народного хозяйства, на вольное поселение или на расконвойное содержание. Говорил, что по характеристике, данной начальником отряда, осужденный работает хорошо, выполняет норму выработки, участвует в общественной жизни отряда, являясь членом СВП, нарушений за последнее время не имеет. А затем просил высказаться членам комиссии по данному поводу. Естественно, в связи с тем, что у зэка не было нарушений, члены комиссии высказывались "за". После этого замполит говорил, что эта комиссия для данного зэка считается пройденной, и говорил зэку, что он "может идти". Зэк говорил всем "спасибо, до свидания" и выходил из кабинета.
И так повторялось три раза. Одно и то же, через месяц - полтора. Нелепо. Но для уважаемых работников колонии со звёздами на погонах это была их работа. Их "трудная и опасная работа по перевоспитанию осуждённых преступников", а поэтому и высокооплачиваемая. А для подлых совейских зэков это было нудное и нелепое "прохождение комиссий", чтобы хоть куда-нибудь вырваться из-за колючей проволоки опостылевшей уже за долгие годы зоны.
Зима в этот год была обычная, снежная, но без сильных ветров. Морозы за сорок градусов были недели две в январе. Но этого как бы никто "не замечал", и зэков вывозили на строительство свинокомплекса, хотя по закону нельзя было вывозить зэков на дальние строительные объекты в морозы свыше сорока градусов. Жилые бараки зэки утепляли на хозработах снегом, засыпая им завалинки и проёмы стен до середины окон. Зимой большинство зэков ходили в серых валенках, а в морозы надевали поверх стёганных ватных фуфаек ещё и чисовские стёганые ватные бушлаты, которые были длиной чуть ли не до колен. Выезжающие на выездные объекты, надевали ещё и чисовские ватные штаны.
Те из зэков, у кого уже был лагерный опыт, пришивали на двух резинках изнутри к своим фуфайкам наспине квадратные куски от боковин старых валенков. На таких валенных ковриках было теплее сидеть в фургонах на промёрзших лавках. На резинках их было легко доставать, и они сами прятались под фуфайку при вставании зэка с лавки. Многие из тех зэков, которые сидели каждый день на таких промёрзших лавках просто в ватных штанах, схватывали от этого геморрой. Некоторые зэки, которые сидели на лавках спиной к железу фургонов, пришивали такие "коврики" ещё и без резинок изнутри к спине своих фуфаек, чтобы не было холодно сидеть, откинувшись на железо спиной.