R.o.f.r - 2 (СИ)

Он дёрнулся, захрипел, разрывая пространства сна, огляделся вокруг себя выпученными глазами: рядом спал худой паренёк, положив голову на согнутые колени. Он отодвинулся от парня, ощупывая грудь, тяжело дыша, всё ещё не способный прийти в себя. Приснится же такое. Пошатываясь, он поднялся по лестнице, вытащил из покосившегося комода бутылку, откупорил, понюхал, скривился и, подумав, закупорил и поставил обратно. От запаха вермута стало плохо, и едва успев подскочить к окну, он изверг наружу жалкое содержимое больного желудка. Вот те на. В груди до сих пор ощущался холод проникшей в плоть стали, а в ушах застрял этот ужасающий звук -- треск разрываемого мяса и хруст проламываемых рёбер. А затем пришло странное ощущение -- словно палец, погружающийся в макушку. Физическое ощущение. Он потёр зудящее темя; потом ноющие виски. "Палец" погружался; собственно, теперь он ощущался уже не как палец, а как плотная струйка масла, стекающая через макушку в... Она несла покой, широту и комфорт. Это было просто и бессмысленно. Всё теперь было бессмысленно и однако наполнено необъяснимым смыслом, гораздо больше, чем "раньше", "до".

Он смотрел на маленького мальчика, расстреливающего из травинки шмелей, гудящих в знойном мареве дня: "Дыщ, дыщ, ты-дыщ!", а затем растянувшегося на прохладной траве, глядя в бездонную синеву неба. Как этот пацан замер, впитывая внезапно возникшее в теле ощущение; ощущение невыносимого уюта, золотых точек, восторга и тишины -- в одном флаконе.

Чего я боюсь? -- спрашивал он пространство, и пространство отвечало: Силы.

Сила пропитывала мир, двигала электроны, Вселенные и этого маленького заросшего щетиной мальчика сорока лет, убегающего от самого себя.

Прогрохотал поезд, звякнула бутылка на рассохшемся комоде. Он глядел на неё расширившимися зрачками; ухватил за горлышко и саданул изо всех сил об стену. К запаху мочи прибавился острый запах бормотухи. Он стоял, покачиваясь с носков на пятки. Шорох в дверях. Он резко обернулся и встретился глазами с бородатым воином в кожаном панцире, поигрывающим ножом в бордовых ножнах: худой парень в толстовке и потрёпанных джинсах, с остановившимся взглядом -- вереницы дорог, селений, городов.., миров, и нежный трепет зелёного ростка, пробившегося сквозь асфальт вечных напластований ложной и лживой памяти. Переход к вечно радостной и вечно юной почке, выбросившей, наконец, зелёный лист, исчерченный старыми как смерть письменами.

* * *

Незабудки -- вечные ответчицы памяти, ромашки -- свидетели романтичных дум, одуванчики -- апологеты странствий. А он, Кодрак, что он мог предложить миру, какую сверхзадачу? Если только он сам не был ходячей сверхзадачей мира, созданного из его сознания, но от этого не менее (а возможно, и более) реального, чем то, что мы спешим окрестить "объективностью". Что такое объективность? -- когда все носят одни и те же очки?

Душа Земли задавала вопрос. Почему в этом безволосом виде двуногих без перьев было так мало настоящего. Чем это было -- фатальным недостатком или Надеждой. Душа Земли знала ответ, но знали ли его сами люди.

*

Босоногий Юджин вышел на кухню, собрал лицом лучи утреннего светила из окна, сморщился, но не чихнул; забрался на колени Кодрака, пьющего чай за столом, и замер, впитывая тишину. Кодрак не шевелился:

-- Как спалось, Юджин?

-- Ты мне снился.

-- О? И в какой же ипостаси?

-- Это был ты, но настоящий, большой, с бородой и усами. И в этом... в панцире, а ещё с ножом, зазубренным. Он был почти как меч. Но не меч, нож. А ещё -- ты весь светился.

-- Хм...

-- Кодрак, почему ты не всегда такой? Почему только во сне ты бываешь настоящий? Такой, как на самом деле.

-- А сейчас я не настоящий?

Юджин помолчал:

-- Настоящий, но не очень. Тот ты, который с ножом и светящийся -- это ты и есть, а этот... -- Юджин помолчал, не зная, как вместить слона переживаний в спичечную коробку слов. -- Почему так?

-- Потому что если я буду как настоящий, люди не выдержат. И поэтому приходится... закутываться, прятаться; как капуста -- в сто одёжек.

-- Я бы выдержал.

-- Таких, как ты, очень мало.

Тэн, зайдя на кухню и услышав последнюю фразу, нахмурилась:

-- Кор, я же просила, не надо такого говорить. Нет ничего опаснее, чем хвалить детей в глаза.

Кодрак молчал, глядя в затылок Юджина: может быть, обиделся, или разгневался, или согласился с ней, а может быть, просто заснул с закрытыми глазами.

-- Юджин, зубы почистил? И давай, слезай. Уселся на колени; человеку, может, неудобно. -- Не дожидаясь ответа, Тэн вышла. С балкона послышались её ритмичные вдохи-выдохи: дыхательная гимнастика.

Юджин слез с колен Кодрака, посмотрел ему в глаза:

-- Почему...? -- и замолчал, не умея выразить своим детским умом свои недетские мысли.

"Откуда такая тоска по настоящему, всамделишнему? Почему никто не любит того, что настоящее? И неужели я когда-нибудь тоже перестану любить настоящее?"

Юджин молчал, склонив голову, разглядывая свои босые ступни; что-то теснилось в груди, в голове, в этих босых детских ногах; и было это грозным, неизвестным. Кодрак с лёгкой полуулыбкой смотрел на пацана: