Раб

Раньше для обозначения всего отвратительного было слово «грех». Конечно, часто им клеймили и вполне нормальные, и даже хорошие вещи, но оно заставляло людей страдать: от страха, от пыток, от стыда. Нынче же такие времена, что грех никого не беспокоит, не побуждает мучаться от свершенного и терзаться не свершенным. Однако необходимость этого ничуть не уменьшилась! Вот и приходится искать новые слова, привычные, но не слишком уютные. Я так понимаю смысл существования слова «грязь».

То есть, по-твоему, «грязь» — то же, что и «грех»?

Не знаю, отыщется ли на Земле мыслитель, способный объяснить слово «грех». Если отыщется, только он и сможет проделать то же с «грязью». Он гадливо сунет в бездонную жижу свои руки, надежно спрятанные в перчатках, вытащит сочный, истекающий вонью ком и швырнет в лицо желающему — пробуй! А я… Я только использую готовые слова — те, что подарила мне Книга.

Правильно, пишущий, ты не способен воспринять чужую мудрость, как свою. Ты просто послушен. Но искренен ли ты в самобичевании? Не бравируешь ли ты понапрасну словом «грязный»? Вот главное, что может заинтересовать в беседах с тобой.

Жестокий вопрос… Прости меня, я хотел сказать — сложный вопрос. Да, я говорю о себе — грязен. Ведь так и есть в действительности! Хоть и не совершал я пока особо плохих, изощренно подлых поступков, но по поступочкам! Но по мыслям, по мечтам, — я не достоин даже суда. И я понимаю это отчетливо. Вопрос в том, искренне ли я хочу очиститься. Я… Я слаб. Я твержу сам себе с упорством кувалды — хочу очиститься. Так ли на самом деле? Мне страшно заглядывать в себя глубже разума. Прости, если за это можно прощать. Пожалуйста, посмотри вместо меня. И ответь, если есть кому отвечать: что там?

Не отвечу, пишущий.

__________

Выход…

Я сидел, сражаясь с мальчишескими порывами, сдерживая в горле всхлипывания. И смотрел сквозь наползающую пелену на вычеркнутый из надежд прямоугольник. Понимание неудержимо росло, крепло в моей груди! Теперь я знал ответ: для того лишь Келья нянчилась со мной, чтобы мог я отсюда выйти, чтобы увидел эту дверь. А выйдя, чтобы не оставил Келью одинокой, вернувшись с новым заблудшим — вот оно, предназначение. Я должен привести сюда…

Кого?

Друга. Моего друга. Того, кому обязан прозрением.

Так я понял слово «Зачем».

Встал и толкнул дверь. Не помню, что в тот момент было для меня важнее — Понимание или дверная ручка. Я вышел на лестничную площадку.

МИР встретил меня ослепительным светом — свет ворвался в распахнутые зрачки…

Прости мое перо! Описывать дальнейшее… невыносимо.

МИР (окончание)

Пока рука, сжимавшая мочалку, дарила телу полузабытую ласку, пока живительные струи смывали накопленные за год шлаки, пока в потоке воды бесследно исчезали слезы, именно в эти неописуемые минуты и вызрело единственно возможное решение.

Холеный закончил мыться, вытерся полотенцем, забрался обратно в свое не стиранное, источающее запахи Кельи тряпье. После чего принялся неторопливо рыться в стенном шкафу. Насколько он помнил призрачные хлопоты сумасшедших лет, здесь должно было пылиться средство, требуемое для реализации найденного решения — две тщательно закупоренные бутылки из-под водки, наполненные бензином. Зачем этот изумительный продукт хранился здесь, он уже не помнил. Возможно, для…