Раб

Итак, мое предназначение... Я оказался недостоин его. Но почему? Трудно... Трудно признаться. И все-таки заставлю себя сказать. Главной моей ошибкой стало то, что я уверился, будто бы очистился. Самообман, жалкий самообман! Я грязен. Был таким, есть, и вряд ли смогу быть иным. Я грязен, низок, мерзок. Поэтому и не далось мне назначенное, поэтому и не получится впредь задуманное. Грязен, низок, мерзок - это не пустое самобичевание. Лишь почувствовав и запомнив эту горькую истину можно рассчитывать на что-то большее, нежели милость Кельи. Я грязен, низок, мерзок - вот она, формула покоя.

Все указанные выше ощущения и мысли вошли в меня в первый же день после возвращения. Это произошло естественно и безболезненно, и вообще, это явилось неизбежным итогом пережитых страданий: слишком долго я терзал себя вопросом - кто я и зачем я. Формула покоя позволила забыть страшные вопросы. Знали бы вы, братья неведомые, как сладостно было повторять найденную фразу! Я твердил ее весь день, мысленно и вслух, испытывая удивительное умиротворение, я мгновенно влюбился в ее завораживающую музыку, без колебаний покорился ее колдовской мощи. Я был счастлив. Потому что стал, наконец, спокоен.

Впрочем, от того состояния души, которое я называю "Покоем", меня отделяли ночь и еще один день. Ночью мне приснился сон! Никогда в Келье мне не снились сны, только видения испытывали мой рассудок, а тут... Огромный дом, размеры которого просто необозримы - ни ввысь, ни в ширину. Все имеющиеся в нем квартиры - это Кельи. Неисчислимое множество комнат, очень похожих на ту, что приютила меня! Люди, входящие в дом и выходящие из него, четко разделялись на три потока - одни неторопливо вступают сюда обычным образом, другие выбегают из дверей, радостные и взволнованные, третьи ползут к дому на коленях. Последовательность действий, происходящих здесь с людьми, однообразна и сурова. Сначала приход в какую-нибудь из комнат, затем торжественный процесс выхода, и в итоге - жалкое зрелище возвращения обратно. Происходит это в бешеном темпе, поэтому подробности рассмотреть не удается, только фрагменты ловит мой взгляд: лицо, полное недоумения... лицо, освещенное Пониманием... лицо, искаженное тоской... воздетые вверх руки, шепчущие губы, слезы, слезы, слезы... Бессмысленно долго длилась описанная фантасмагория. Измученный мельканием тягостных картин, я закрывал глаза, но все равно продолжал ясно видеть непрерывную смену чувств человеческих - удивление, радость, страдание. Между тем, чуть поодаль к дому тянулись вереницы каких-то очень странных существ, вовсе не похожих на людей, но организованных подобно людским потокам. Точно так же вползали они в дом, затем живо выползали обратно, чтобы немедленно занять место среди возвращающихся. А совсем далеко, в туманной дымке, была видна похожая суета тварей и вовсе невообразимой наружности... Такой сон наполнил мою первую ночь обретенного счастья - сон поистине Вселенского масштаба.

Проснулся я оттого, что кто-то тыкал мне в лицо холодным пальцем. Конечно, это было всего-навсего иллюзией, на самом деле меня разбудили срывавшиеся с потолка капли воды. Взбудораженный сновидением, спросонья туго соображающий, я привстал и подумал в испуге: "Дождь?" Действительно, это явление походило именно на дождь - капли падали равномерно по всей Келье, и довольно-таки интенсивно. Я вскочил, сорвал с себя куртку и заботливо укрыл Книгу. Потом забрался под стол. Что это значит? задавался я вопросом. Мне было не по себе.

Ошеломляющая догадка едва не привела к травме: скрюченному под столом человеку трудновато встать, не попытавшись предварительно вылезти. Это слезы! - я понял вдруг смысл происходящего. - Келья плачет! Она плачет! Плачет!... И тогда я вылез, разделся и лег, доверчиво подставив тело благословенной влаге.

Привычка размышлять, растянувшись на шуршащем матраце, сделала свое дело. Я быстро успокоился и принялся анализировать новые чудеса. Виденный ночью сон я истолковал без особенных мозговых затрат. Очевидно, не одному мне открылась Келья, много людей побывало здесь до меня, вполне вероятно, что и сейчас немало отшельников обитает в условиях, сходных с моими. Собственно, это я предполагал и раньше. А вот то, что все отшельники, постигшие предназначение и вышедшие в мир, приползают на коленях обратно, явилось для меня неожиданностью. Конечно, этот факт наводил на грустные обобщения, в очередной раз показывал, как мал человек в сравнении со злом, но не мне было расстраиваться и бичевать человеческую слабость: всего лишь день минул с тех пор, как я сам вернулся сюда. К тому же, насколько я понял, так происходило везде, не только у нас - везде, где действовала Келья. И я поразился: какова же сила слов Твоих, Книга, какова же сладость воздуха Твоего, если каждый выходящий неизбежно стремится вернуться!