Раб Бури

Айсер закрыл глаза, передвигаясь сугубо прямо, не смотря на дорогу перед собой. Он звал Луну, но безуспешно. Он сильно устал, ноги болели и просили передышки. Айсер знал, остановись он сейчас, то уже не сможет продолжать двигаться. Он споткнулся о что-то твёрдое, упав вниз, ударившись лицом об кучу мусора из бетона вперемешку с металлом и деревянными кусками. Нос сломался, а на лбу образовалось новое, глубокое рассечение, но Айсер даже не почувствовал боли. Он приподнялся, садясь. Слезы потекли из его глаз, но он даже не пытался их стряхнуть. У него не осталось больше сил. Весь в грязи и крови, обгоревший, в изрезанной и порванной одежду, облучённый большой дозой радиации, лишившись зрения на один глаз, потерявший девять десятых слуха, он сидел на разрушениях, оставшихся от его нового дома. Он мог лишь тихо рыдать, тем самым глуша боль, разрывающую его изнутри. Вертолёты спасателей, не слышимые его уху, закружили над областью взрыва. Их прожектора освещали землю под собой, высматривая уцелевших. Они аккуратно опускались на землю. Боковые двери уже были открыты, позволяя видеть команды спасателей и поисковых групп. Один из аппаратов опустился в тридцати метрах от сидящего человека, потерявшего сегодня всё. Айсер не слышал их приближения. Ему было всё равно. Он не обращал внимания на порывы ветра, создаваемые вращением несущих винтов. Спасатели обступили его, обследуя. Кто-то попытался с ним поговорить, но Айсер лишь плакал, повторяя имя Луны вновь и вновь. Он умолял их найти её, пока спасатели помещали его на мобильные носилки. Они ввели ему большую дозу успокоительного, и Айсер заснул в тот момент, когда вертолёт взмыл вверх, оставляя позади разрушенную землю.

Снег осыпал всё собой, покрыв землю белоснежным полотном. Снежинки медленно опускались вниз. Невысокие деревья давно скинули свой лиственной окрас, позаимствовав у зимы новый наряд. Холодный ветер обдувал кожу Айсера, молчаливо смотрящего на природную красоту из открытого окна. С фонарных столбов, на чьей верхушке разместились снежные сугробы, свисали длинные сосульки, отражавшие в себе слабый солнечный свет. Редкие люди, одетые в теплоёмкие одеяния, шагали по дороге, убранной от снега автоматическими машинами, отключенными и стоящими в стороне. Иногда пациентам разрешалось прогуливаться снаружи, но не в случае Айсера. Прошло уже три месяца, и только последнюю неделю он смог вернуть себе рассудок и здраво думать, смотря на мир перед собой. Он получил смертельную дозу излучения, и всё время его состояние оставалось критическим. Ему делали одну операцию за другой. Переливали кровь и химичили над костным мозгом. Он был не один такой. Здесь, в реабилитационном центре, их называли счастливчиками. Те, кто пережил ядерный взрыв, находясь в довольной близости от эпицентра, всего в каком-то километре от детонации. Десяток человек, но цена была слишком высока. Намного выше стоимости страховки Айсера, покрывшей только спасение и реабилитацию. Он навсегда потерял один глаз, чья радужка сгорела. Потерял одну ногу, которую пришлось ампутировать из-за распространяющегося заражения. Ему пересадили органы, часть которых могла быть отвергнута организмом со дня на день. Опухали будут мучать его до конца его дней. Слух восстановился лишь на пятьдесят процентов, и врачи не дают одобрительных прогнозов. До восьмидесяти процентов кожи пришлось заменить, регенерировать и пересадить. Мочевой пузырь, как и печень, пытался саморегенерироваться, но Айсер не питал особых надежд, осознавая, что до конца своих дней ему придётся мочиться через катетер. Волосяные фолликулы отмерли вместе со старой кожей, сделав Айсера абсолютно лысым. И он навсегда потерял Луну. Спасатели подтвердили её гибель, но тело никто ему так и не позволил увидеть.

— Простудитесь, — медсестра закрыла окно.

Айсер ничего ей не ответил, в уме отстранённо считая падающие снежинки. Страховка не покрывала ему новомодные протезы, способные синхронизироваться с нейронной структурой мозга. Если повезёт, он купит поддержанную версию, иначе, ему придётся довольствоваться мобильной креслом-каталкой. Учитывая, что он не проработал и дня на Закрофе, второй вариант казался наиболее реальным.

— Вам, что-нибудь, надо, Клемент? — медсестра спросила его, наклоняясь ближе к уху.

— Сколько ещё продлиться моя реабилитация? — тихим голосом спросил ей Айсер.

— По предварительным прогнозам — до полутора лет, — медсестра читала информация со своей линзы.

— Полтора года, — Айсер усмехнулся. — А потом меня выкинут.

— Не говорите так, Клемент, — медсестра попыталась его успокоить.

— Не важно. Теперь ничего не важно, — он хотел плакать, но от набегающей глазной боли не мог. — Кто это сделал?

— Мы пока не знаем. Никто не знает.