Раб колдуньи

Марьяна отдала служанке пустую чашку и бесцеремонно уселась на то место, где по расчетам Палыча, у него как раз должен был стоять колом его орган. Он ничего не почувствовал, но по блаженному вздоху Марьяны понял, что Акулина её не обманула – гидравлика работала и наездница получила в своё распоряжение вполне живой и безотказный фаллос, к тому не ведающий усталости и разочарований.

Вот только его обладателю не было от этого никакой радости!!!

– Присоединяйся, Катя! – сказала Марьяна, равномерно приподнимаясь и вновь садясь на горячий и упругий болт Палыча. – Уверена, его превосходительство в куни тебе не откажет. Он ведь у нас теперь такой милашка!

Она уже явно «потекла» – глаза затуманились, стали масляными, лицо раскраснелось, дыхание стало глубже и чаще. Дама выгнула спинку, блаженно потягиваясь.

А у Палыча на глазах неожиданно навернулись слезы отчаяния. Он ничего не чувствовал!

Катя скинула с левой ноги шлепанец и погладила пальчиками его нос и губы.

– А если зажать ему нос и рот он задохнётся? – спросила она с каким-то нездоровым интересом.

– Конечно, – ответила Акулина. – Он же полностью парализован. Абсолютно в вашей власти, леди. Его жизнь в ваших руках. Вернее, в твоих ногах, Катюха!

– Хочется куни, а то обязательно придушила бы! – ответила подруга, запихивая пальчики своей ноги в нос мужчине.

Палыч в ужасе слушал весь этот бред и понимал, что сейчас ему предстоит исполнить как можно более качественно отлиз этой стервозе, но он даже не представлял себе, как открывать рот! И как быть? Ведь удавит, как нехера делать – попробуй не отлизать! И ему ещё никто и никогда не засовывал пальцы ноги в нос! В рот засовывали, но вот в нос… Это было совсем иное ощущение, необычное. И настолько сладостное и одновременно унизительное, что он снова чуть не заплакал.

Стало трудно дышать. Катя заметила это и удовольствием запихнула пальчики ещё дальше ему в ноздри, чтобы перекрыть приток воздуха совсем. Ей захотелось увидеть ещё больше отчаяния в его глазах.

– Не спеши, – сказала Марьяна, заметив хищный блеск в глазах подруги. – Он нам нужен ещё живым. Попозже поиграем с ним как с птенчиком. Никуда от нас не денется…

Она блаженно закрыла глаза, всё глубже стараясь сесть на губернаторский жезл.

– Ну не так, так эдак! Всё равно замучаю, как Пол Пот Кампучию! – наконец решилась сесть на лицо Палычу Катерина.

Она перекинула ногу через его голову и накрыла лицо подопытного кролика всей своей попой разом, не предупредив и не дав даже набрать побольше воздуха. Что в его случае было и невозможно – глубоко дышать его превосходительство всё равно не мог.

Кислый сочный вкус женского влагалища затопил рот Палыча, и он стал кое-как ощущать свой язык и даже попытался слегка им пошевелить.

***

В смерти его превосходительства, конечно же, были виноваты мы с Коляном. Не доглядели. Хотя наша бывшая госпожа Акулина, внезапно куда уезжавшая, строго-настрого приказала нам смотреть в оба. Ну мы и смотрели. Как могли… А что мы могли-то? Как нам, двум дворовым девкам, сладить с раздухарившимися подругами ведьмы Акулины, которые после её отъезда совсем с катушек слетели? Что мы могли им сказать? Как приструнить?

В том-то и дело, что никак.

Когда Акулина спешно покинула свое логово, до меня дошло, в какой жуткой опасности мы с браткой оказались. Дело в том, что её подруги, судя по всему, были тоже ведьмами, и, к сожалению не очень умными дамами. Они довольно быстро напились, и принялись вытворять с несчастным паралитиком такое, что даже мне, успевшему повидать за это лето всякое, временами становилось дурно.

Пару раз смачно пукнув пленному чиновнику в лицо, они разбудили в нем способность кое-как шевелить языком и губами. Говорить он, правда, по-прежнему не мог, зато мог теперь далеко высовывать язык, чем и надеялся, дурашка, заслужить благосклонность своих новых мучительниц.

Весьма наивное стремление.

Марьяна, не особо злоупотреблявшая вкусными наливочками из прохладных погребов Акулины, сумела в какой-то мере сохранить здравость рассудка и трезвость половых инстинктов. И потому усевшись первой на физиономию Пал Палыча и попрыгав на ней в своё удовольствие какое-то время (хотя и довольно долго), бурно и страстно кончила, попутно залив выпученные в ужасе глаза охреневшего мужчины своей горячей смазкой.

– Ты, сучка, – указала она пальцем на Николая, – подлижи меня!

Я исподволь, мельком глянул на её волосатую промежность – там, и правда, всё слиплось и промокло. Посочувствовал брату, уже опускавшемуся перед ней на колени. Нажрётся бедолага сегодня женских половых гормонов до тошноты.

– А ты, сучка, – это уже ко мне, – вытри его рожу. Ишь, мокрая какая… – улыбнулась Марьяна.

Вот так: мы для неё лишь две сучки, даже наших позорных прозвищ она не запомнила. Просто парочка безликих прислужниц, и всё.