Одевшись, Элизабет уселась за туалетный столик. Но едва Анна коснулась гребнем ее волос, как стукнула дверь. Элизабет вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Джеймс.
— Что тебе угодно? — холодно спросила она.
— Выйди вон! — велел он служанке, и когда та убралась, приблизился.
Элизабет невольно сжалась в комок.
— Как ты себя чувствуешь, — поинтересовался муж.
— Нормально.
— Ты точно беременна, или мать выдает желаемое за действительное?
— А мне почем знать? — Элизабет пожала плечами. — У меня хрустального шара нет.
— Но разве женщина не должна это чувствовать?
— Возможно, но не на таком маленьком сроке.
— Ладно, неважно. — Джеймс подошел вплотную и сунул руку в карман. — Мать хочет, чтобы я подарил тебе эту побрякушку. Блажь, но она мне уже все уши прожужжала.
Он извлек из кармана нитку бирюзы.
— Вот. Дурость, конечно, но она твердит, что бирюза, мол, помогает доносить ребенка до срока. Говорит, она носила эти бусы, когда была беременна мной.
— Хм… спасибо, — удивленно ответила Элизабет. Надо же, какая забота!
— Давай, надену.
Элизабет не горела желанием надевать ожерелье, побывавшее на шее миссис Фаулер, но противиться не стала. Она повернулась к зеркалу и расправила плечи. Джеймс подошел сзади.
— Расстегни воротник, — велел он. — Камни нужно носить у самого тела.
Она бездумно повиновалась. Пальцы расстегнули пуговку на горловине платья. Еще одну… И лишь нащупав на груди подарок Самсона — львиный зуб в серебряной оправе — Элизабет поняла, какую страшную ошибку совершила.
Она попыталась запахнуть воротник, но было уже слишком поздно.
— Что это? — поинтересовался Джеймс.
— Э-э-э, ничего, — пролепетала она, зажав клык в кулаке. — Так, безделушка…
— Ну-ка, дай посмотреть!
Муж накрыл ее руку своей и стиснул так, что талисман больно впился в ладонь. Пришлось разжать пальцы.
Джеймс приподнял клык и внимательно осмотрел его со всех сторон.
— Где-то я уже видел эту вещицу… — задумчиво пробормотал он. — Откуда она у тебя?
— Ах, не помню! — небрежно отмахнулась Элизабет, но голос предательски дрогнул. — Купила в Трентоне, в какой-то лавчонке. Приносит удачу или отгоняет злых духов… что-то вроде того…
— Любопытно… Ты веришь в злых духов?
— Разумеется, нет! Просто купила и все. Какая тебе разница?
Джеймс молчал, продолжая разглядывать амулет. Элизабет увидела в зеркале, что покраснела как вареный рак, а сердце колотилось так, что она испугалась, как бы муж не услышал его суматошный стук.
— Ну что ты прицепился к этой побрякушке? — собрав всю волю в кулак, спросила она. — Обычный грошовый сувенир, ничего особенного… Давай, я его сниму.
Губы мужа искривились в какой-то странной усмешке, но он, ничего не говоря, все же выпустил из пальцев талисман. Элизабет сняла его так торопливо, что едва не порвала шнурок. Она быстро выдвинула ящичек, швырнула туда украшение и задвинула от греха подальше.
Джеймс наблюдал за ней с холодным спокойствием, и когда злополучный талисман скрылся с глаз долой, в обычной для себя насмешливой манере спросил:
— Нервничаешь?
— Вовсе нет, с чего ты взял? — Элизабет передернула плечами.
— У тебя дрожат пальцы.
— Просто… здесь холодно.
— Разве? — Он покосился на зажженный камин. — Ладно, неважно. Сядь спокойно. Надену на тебя это чертово ожерелье.
Она выпрямилась и замерла. Джеймс неспешно расстегнул еще несколько пуговиц, а потому вдруг рванул платье вниз, обнажая торс. Элизабет попыталась прикрыться, но муж схватил ее за запястья и развел их в разные стороны. Она невольно уставилась в зеркало на свою торчащую из корсета грудь — белую, налитую, с аккуратными розовыми сосками.
Муж обвил ее шею бирюзовым ожерельем. Но вместо того, чтобы просто его застегнуть, он затянул его словно удавку, так, что блестящие голубые камешки впились ей в горло.
Элизабет охнула, беспомощно хватаясь за ожерелье, а Джеймс наклонился ближе, оцарапав щетиной щеку.
— Ты прекрасна, моя дорогая, — вкрадчиво произнес он ей на ухо. — Тебе так идет голубой!
— Ты меня задушишь! — прохрипела Элизабет, глядя в зеркало на свое побагровевшее лицо.
— Ну что ты, любимая, — ухмыльнулся муж. — Это было бы слишком легко.
Она оцепенела от ужаса, но тут Джеймс ослабил удавку. Он захотел поправить ожерелье, и когда его холодные пальцы коснулись кожи, Элизабет закусила губу, чтобы не завизжать.
Муж склонился над ней, вздымая тяжелым дыханием волосы на виске. Его ладони скользнули ниже и смяли обнаженную грудь. В последнее время она стала такой чувствительной, и грубое тисканье отозвалось в ней тысячей раскаленных игл. Но Элизабет, стиснув зубы, терпела. Она страшилась даже пошевелиться, не зная, что еще выкинет муж.
Джеймс покрутил между пальцами соски и оттянул их, сжав так сильно, что Элизабет невольно вскрикнула.
— Мне больно! — со слезами на глазах пролепетала она.
— Больно? — переспросил муж. — О, ты еще не знаешь, что такое настоящая боль.
Он поцеловал ее в висок и отстранился.
— Отдыхай, дорогая, — сказал он и вышел за дверь.