Раб

— Был такой Лукреций, который говорил, что все на свете — одна случайность. Иногда я почитываю его сочинения, хотя церковь их запрещает. Лукреций не верил ни в Бога ни в идолов. Он считал, что все есть игра слепых сил.

— Не следует тебе повторять этой ереси, — отозвалась Тереза.

— Возможно, он прав?

— Как ты можешь, Адам!…

— Пойду, прилягу. Это верно, Яков, веки смыкаются сами собой. Тереза, ты, кажется, хотела еще о чем-то поговорить с Яковом?

— Да, мне с ним надо поговорить.

— Ну, еврей, до свиданья. И не бойся. Так в самом деле, жена твоя немая?

— Да, немая.

— Значит, у вас тоже случаются чудеса?

— Да, ясновельможный.

— Ну, пойду вздремну.

2

Помещик вышел. Прежде чем удалиться, он оглянулся. Яков низко поклонился. Помещица стала обмахиваться веером из павлиньих перьев.

— Садитесь. Вот так. Что пользы от этих разговоров? Надо верить, что Бог справедливо управляет миром. Все мы прошли сквозь испытания. Когда здесь хозяйничали шведы, меня высекли на моей собственном дворе. Я думала, пришел мне конец. Но всемогущий Бог хотел, чтобы я еще пожила.

Яков побледнел.

— Высекли? Вашу милость?

— Да, для розги, милый мой Яков, нет ни милости, ни даже королевского величества. Открывают, прошу прощения, что положено открыть, и розга сечет. Ей все равно, кого она сечет. А офицеров, которые там стояли и глазели, мое благородное происхождение лишь забавляло.

— Но почему, милостивая панна, они это сделали?

— Потому что я не хотела отдаться их генералу. Мой муж удрал, и они решили, что меня можно легко получить. Был бы генерал молодым, красивым, здоровым — изменила она тон — возможно, я бы не устояла перед искушением. Как это говорится? — На войне и в любви все дозволено… Но он был стар и уродлив, как обезьяна. Я посмотрела на него и сказала: "Ваше превосходительство, лучше уж умереть…".

— Я думал, так себя ведут только москали и казаки.

Помещица улыбнулась.

— А чем шведы лучше? Они что ангелы? В сущности, все мужчины одинаковы. Скажу вам правду, Яков, я их не виню. Для мужчины женщина — это создание, которое должно его обслуживать и удовлетворять. Мужчина словно ребенок. Он хочет груди, и ему безразлично, чья это грудь — прислуги или принцессы…

Говоря это, помещица улыбнулась не то заискивающе, не то лукаво. Она посмотрела Якову прямо в глаза и даже чуть подмигнула. Якову стало жарко в затылке.

— Для этого у мужчины есть жена.

— Жена?!. Во время войны у него нет жены. Это во-первых. Во-вторых, собственная жена приедается. Я заказываю себе самое дорогое платье, но надев его раза три, я не хочу на него больше смотреть и отдаю его одной из кузин моего мужа. Как для нас платье, так для мужчин женщина. Поскольку она уже твоя, и ты можешь придти к ней в постель, когда тебе вздумается, в этом уже нет соблазна, и потому желаешь новую. Я не должна вам об этом рассказывать. Вы сами мужчина и к тому же представительный, красивый, с голубыми глазами.

Якову хлынула кровь в лицо.

— У нас, евреев, не так.

Помещица нетерпеливо махнула веером.

— Что не так? Мужчина остается мужчиной. Нет разницы, еврей он или татарин. У вас ведь мужчина мог иметь несколько жен. Все ваши большие люди держали целые гаремы.

— Теперь это запрещено.

— Кто запретил?

— Это называется запретом раввина Гершона.

— У нас еще больше запретов, но человеческая природа сильнее всех запретов. Я не виню мужчину за чувство вожделения и даже не презираю женщину, которая нарушает закон. Я считаю, что все идет от Бога, даже вожделение. Не каждый имеет волю, которая есть у святых, чтобы обуздать брожение крови. Даже со святыми случалось, что они не могли побороть искушения. И чем Богу плохо, если человек получает удовольствие от жизни? Среди христиан есть мнение, что когда все остается втайне, и имя Божие не оскверняется, грех не так уж страшен. Муж мой несколько лет жил в Италии, где каждая женщина имеет мужа и любовника, который называется "амико". Если женщина идет в театр, она берет с собой мужа и амико. Муж ее, конечно, тоже чей-нибудь амико. А у амико есть жена. Не забудьте, что это происходит в Риме, под боком у Ватикана. Нередко роль амико играет кардинал или другое духовное лицо. Папа знает обо всем и не был бы столь терпим, если бы это было таким уж преступлением перед Богом.

Яков чуть подумал.

— У евреев такого быть не может. Даже смотреть нельзя на чужую жену.

— Но ведь смотрят, мой милый Яков. Смотрят и испытывают желание. Если мужчина скажет мне, что желает лишь свою жену, я назову его кретином… Я хочу вас кое о чем спросить.

— Слушаю, Ваша милость.

— Откуда вы родом? Как вы попали в ваши края? Возможно, мне не следует интересоваться подобными вещами, но есть причина, почему я спрашиваю. Как получилось, что вы женились на немой? Мужчина с вашей внешностью — редкость у евреев. Кроме того у вас хорошие манеры, вы знаете польский язык, в несомненно могли взять в жены самую красивую еврейскую девушку.

Она у меня вторая. Яков кивнул.

— Что же случилось с первой?

— Ее погубили гайдамаки. Ее и детей.

— В каком городе?

— Я из Замосца.