Рабинович В. - Алхимия-2012

Цицерон Марк Туллий (106-43 до н. э.) 313, 446

Чосер Джефри (1340-1400) 40

Шварц Бертольд (XIV в.) 363 Шекспир Вильям (Уильям; 1564-1616) 15,94, 224, 226, 227, 228, 231 Шлик из Богемии (первая половина

XVII в.) 221 Шталь Георг Эрнст (1660-1734) 265,

384

Эгидий Колонна (Римлянин; 1247-1316) 119

Эймерик Николай (1320-1399) 36 Эккартсгаузен Карл (1752-1803) 47, 381,382 Эксимиданус 127

Экхарт Иоганн (Мейстер Экхарт;

ок. 1260-1327) 66, 150-153, 331 Эпикур Самосский (342/1-271/0 до н. э.) 265, 307,312,313

Эразм Роттердамский Дезидерий (14691536) 40, 431

Юлиан из Толедо 71, 154, 155 Юлий Люксембургский (вторая половина XVI в.) 223

Яков I (1566-1625) 94 Ямвлих Халкидский (ок. 283-ок. 330) 236, 355, 383

сыны

ДОКТРИНЫ

Возьми, сын мой, три унции ртути и четыре унции злости...

Из старинного алхимического рецепта,

о чем свидетельствует Рабинович

Г ЕРМЕС

Говорят, близ Хеброна На могильной плите Трисмегиста Гермеса Македонский А. Ф. повелел начертать Тринадцать незыблемых правил «Изумрудной скрижали» Гермеса. Изреченное сим достославным,

Хитрованом и ловким умельцем,

Оказалося тем матерьялом,

Из которого столько веков Формовало себя мироздание златоадептов — Лунно-солнечных братьев, пришедших Из верховий зеленого Нила.

Приблизительно так начал я мою книгу О Большом Королевском Искусстве...

Слово за слово, букву за буквой

Стал перекладывать важные те письмена

С латинского, ихнего — на русский, родной.

И вот что тогда получилось:

«Не ложь говорю, а истину изрекаю», — Сказал Основатель во-первых.

«То, что внизу, подобно тому, что вверху,

А то, что вверху, тому, что внизу, подобно», —

Было сказано во-вторых.

(Для того, чтобы уши не слишком увяли И в глазах чтоб не очень рябило,

В-третьих, в-пятых и даже в-восьмых опущу, Приступая к девятому сразу.)

«Отдели же землистое от огня И от грубого тонкое нежно.

И тогда ты увидишь, как легчайший огонь, — Объяснил Основатель в-девятых, —

Возлетев к небесам, наземь вдруг низойдет, Единенье вещей совершая:

Светлых горних вещей,

Темных дольних вещей, —

Примиряя, свершая, стращая...

И вот уже — разве не видишь? — вглядись: Тьма кромешная прочь убегает.

Прочь. И еще раз, конечно же, прочь..»

(А в-десятых — опять опускаю.)

И сказал он в-одиннадцатых тогда:

«Так устроено все повсеместно».

«Так», — еще раз сказал.

И на третий раз: «Так!» —

Закругливши тем самым тираду. «Удивительный плод от сентенций моих Предстоит и созреет в грядущем», —

Обещал Основатель...

(И образ возник —

Неизвестно чего, но прекрасный.)

А в-двенадцатых имя потомкам назвал: «Трисмегистус зовусь. Все три сферы ума — Все мои до конца.

Ровно три!» Он сказал, как отрезал.

А в-тринадцатых, Слово в молчанье включив, Возвестив про деяние Солнца,

На прощанье сказал Тривеликий Гермес:

«Как хотите, а я умолкаю...»

Так на русский язык это слово легло.

(Прочитал. Перечел. Передвинул.

Поменял. Переставил. Содвинул.

И еще раз, как водится, перечитал,

Набросав на полях перевода Карандашный рисунок,

На коем Гермес

Весь в хитоне и, кажется, в джинсах.)

Но лишь точку поставил и штрих оборвал,

И рисунок виньеткой обрамил,

Как сей же миг латинисты нахохлились, Внутренние рецензенты осерчали,

Ворчали в академических кругах.

И вот уж — о ужас! —

Восстала классическая филологиня:

«Гермесы хитонов тогда не носили,

А шествовали с кадуцеем в руке И с крылышками на пятках».

Согласился, поспешно кивнув.

Смотрите: стираю резинкой хитон.

(Показываю специалистам тетрадку.)

Но здесь же, при них же,

Подчеркиваю узкие бедра легкоступа-Гермеса, Резко обозначая, теперь уже внятным штрихом, Каляные джинсы,

Даже самое возможность крыльев на пятках На корню упраздняя.

Джин-с из бутылки...

Ан глядь: латинисты — куда там! — Бурунчиками взвилися,

Букли баранчиково воскинув.

«Джаз или джинс?» —уточняли.

И уличали: «В матерьяльных источниках Недостаточно сведений в пользу джазовой музыки Там...»

А что из бутылки, то с кем не бывает.

«А ведь не созданы вы, Вадим Львович, для джинсов», — Говаривал мне в Милане, в магазине «Миланодежда», Евгений Михайлович Богат,

Моралист и большой остроумец.

Опять соглашаюсь: не создан.

А вот, представьте себе, ношу:

Хитон, словно джинсы,

И джинсы — как продолженье хитона

Под медный чарльстон Изумрудной скрижали —

Ношу...

В конце концов, форма одежды — бог с нею.

«Но почему олимпийство Гермеса, —

Востребовали вновь латинисты, —

Своевольно предстало у вас экстатическим вскриком — Три раза повторенным три,

И столько же сказанным так,

И, кажется, дважды назначенным к действию Прочь?

Ведь в подлиннике все это сказано только по разу — Весомо, как следует быть на скрижалях!»

Но где, отвечаю, мне взять Аскетический метр важнословья?

Неважно, что я — толмачом при Гермесе.

Гермесу — вещалось, а мне — голосилось, Пророчествовалось — Гермесу,

А вылось и плакалось — мне!

И вот результат перед вами:

Стенающий в голос пророк,

Вставленный в блеклые джинсы,

Чужую горланящий песню.

Но с личным — хоть тресни! — прищелком И лично своим ду-ду-ду...

Под дудку чужую поем.

Смеемся и плачем.

Толмачим... Восплачем Чужими слезами,

Но только — на собственный взрыд.

Про Свет изрекал И свет формовал — из потемок Трижды Великий Гермес.