Рабинович В. - Алхимия-2012

А я пребывал — меж текстом и текстом, Моим и его, собой обознача просвет,

Крича двухголосое слово — его и мое.

И сам состоял из просвета.

И тексты — мой и его — истаяли оба. Остался Кентавр — Гермес Рабинович, Продутый ветрами веков.

Просвет — перевод...

Не провод ли он оголенный Для снятия разности потенциалов, Назначенный быть межвременным эсперанто И мыслью свободною течь,

Из века прошедшего в век настоящий Естественно перетекая?

Хотел бы в единое слово...

Взявшись за дело заделать просвет —

Иначе сказать, претворить с буквы на букву Незапамятный век на двадцатый,

Седьмым, или даже восьмым, ощущеньем почуял, Что вышло не с буквы на букву,

А с сердца на сердце...

Занести небо — в Красную книгу Вселенной, Положить ее на колени И почитывать себе в метро, едучи по кольцу. Электрическая восковая свеча:

Свет — электрический, а воск — настоящий, Прожигающий кожу ладони...

Перевожу Гермеса, но и он переводит меня. Из-водит. У-водит. При-водит.

К-себе-другому. К-нему-своему.

Пере-вожу, чтоб уютно жилось:

Мне и ему, и всем, кто меж нами.

И — снова здорово. Опять двадцать пять.

Челнок пониманья сновал и сновал Меж мною и мной, неуют разжигая...

Де-гер-ме-ти-зи-ру-ю Слово Гермеса и жест.

Купно: и то и другое.

Но... в разные стороны —

Оба — Слово и Жест.

Остается душа. А чья? Неизвестно.

Назову ее болью тоски:

Всех — друг по другу.

«Божественная комедия» И АЛХИМИЧЕСКИЙ МИФ

Данте и... музыка, искусство, философия, наука.. Исследовательский лот, едва коснувшись дна «Божественной комедии», вновь выброшен на вновь непроницаемую поверхность этого на самом-то деле поистине бездонного — безмерного — великого текста. Можно начинать сначала.

Но можно и расширить ряд сопоставлений. Пусть этим сопоставляемым станет средневековая алхимия, со-бытие которой с Дантовой «Комедией» очевидно (посмертная судьба Капоккьо и Гриффолино). Но механизм сопряжения этих двух в высшей степени значимых реальностей средневековой культуры до поры сокрыт. Попробуем сопоставить их, наведя электронную камеру-обскуру сперва на частное и «видимое» (цвет алхимического рукотворения — свет в «Комедии»), а потом на всеобщее и «слышимое» (алхимический миф — жизнь этого мифа в «Комедии»).

«Танцующая химическая формула»

Обратимся к Осипу Мандельштаму — его этюду о Данте. А именно к тем его местам, где к «Божественной комедии» применена, так сказать, фразеология точного естествознания XX века.

«Музыка и оптика образует узел вещи». Данте «мечется между примером и экспериментом»¹. «Музыка здесь не извне приглашенный гость, но участник спора; а еще точнее — она способствует обмену мнений,

Сыны ДОКТРИНЫ

увязывает его, благоприятствует силлогистическому пищеварению, растягивает предпосылки и сжимает выводы... роль ее чисто химическая»². Прочтем также: «химическая природа оркестровых звучаний», «химически реактивный оркестр»; дирижерская палочка — «танцующая химическая формула»²⁰⁰. «...Тембр — структурное начало, подобно щелочности или кислотности того или иного химического соединения. Колба-баллада с ее общеизвестностью разбита вдребезги. Начинается химия с ее архитектонической драмой»⁴. И наконец: «Дант может быть понят лишь при помощи теории квант»²⁰¹.

Существенно здесь двойственное видение материи: она — и вещество и излучение сразу. Свет (цвет), звук (и то и другое — волны) и фиксированное в объеме тело — для Данте равновесное существо. Такой взгляд — алхимический взгляд. Но есть и отличие. Иерархия металлов, принятая у алхимиков, и описание свойств металлов для Данте — не самоцель. Не металлы — предмет приложения рук. Они — скорее пример; но радикально переосмысленный пример:

В горе стоит великий старец некий;

Он к Дамиате обращен спиной И к Риму, как к зерцалу, поднял веки,

Он золотой сияет головой,

А грудь и руки — серебро литое,

И дальше — медь, дотуда, где раздвой;

Затем — железо донизу простое,

Но глиняная правая плюсна,

И он на ней почил, как на устое²⁰² («Ад», XIY 103-111).

Снята идея трансмутации. Металлы сосуществуют здесь и теперь, там и тогда — повсеместно, всегда. Намечена лишь иерархическая последовательность. А эссенция «золотости», заключенная и в железе (согласно алхимической доктрине), во внимание не принята. Но в Дантовой иерархии металлов за железом глина — самое несовершенное из сотворенного. Она и есть тот устой, на котором держится все. Металлы здесь не сами по себе. Они — аллегории железного, медного, серебряного, золотого веков и как бы уравнены в правах. Различия стерты:

«Сейчас» и «тотчас» сходствуют не боле,

Чем тот и этот случай, если им Уделено вниманье в равной доле («Ад», XXIII, 7-9).

Но если трансмутации металлов оставлены для подделыциков Капок-кьо и Гриффолино, реальные превращения в адской потусторонности явлены в алхимическом многоцветий:

И оба слиплись, точно воск горячий,

И смешиваться начал цвет их тел,

Окрашенных теперь уже иначе,

Как если бы бумажный лист горел

И бурый цвет распространялся в зное,

Еще не черен и уже не бел.

«Увы, Аньель, да что с тобой такое? —

Кричали, глядя, остальные два. —

Смотри, уже ты ни один, ни двое».

Меж тем единой стала голова,