Рабочая гипотеза

– Какая вы, оказывается, узурпаторша!.. Я ни в коей мере не против того, чтобы делались дипломы в академии, но нельзя же перетаскивать туда всех способных студентов!

– Дураками и в академии пруд прудить можно… – брякнула Елизавета, но тактику после этого изменила.

– Яков Викторович, – сказала она тремя днями позже, – что, если я не в ущерб программе практикума поставлю с группой какую-нибудь реальную научную работу? Скучновато изучать методики для методик, если же у группы будет определенная научная цель, дело, мне кажется, пойдет лучше.

– Продумайте как следует. Если ваша тема охватит все нужные методики, я буду только приветствовать.

Тема охватила все методики, и, конечно же, это была громовская тема.

Вскоре появился в университете и сам Громов.

– Яков Викторович, я пришел по просьбе Котовой. Она считает, что кое-кому из студентов полезна моя консультация.

– Что ж… Хорошо. Но учтите, что оплатить мы вам не сможем.

– О, это пустое!.. Я и не думаю об оплате.

Работа шла очень успешно, настолько успешно, что Михайлов завидовал: как это он сам не догадался построить практикум таким образом? Ведь как легко можно было собрать огромнейший материал!

Через полтора месяца была готова статья. Титульный лист ее выглядел необычно – фамилии авторов занимали шесть строчек: Котова и далее неисчислимые студенты. Громов в числе авторов не значился, но он незримо присутствовал: его идеи, литературная часть написана на основе его картотеки, да и сведение воедино студенческих писаний пришлось осуществлять ему.

Лихов, прочтя статью, немножечко удивился:

– Сказать по правде, я не думал, что Громов так вырос!

Маленькие хитрости Елизаветы были ему абсолютно понятны.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Сколько времени прошло с того дня, как ездили за ежами? Леонид прикидывает: три месяца. И много и мало. Много потому, что за эти месяцы сделано множество дел, мало по причине иной: всего девяносто дней назад расстались с Раисой, но уже ощущает он новую тягу, явную и несомненную, – тягу к Елизавете. Можно кое-что придумать себе в оправдание: к Раисе, мол, вовсе и тяги не было, просто сделали попытку вернуться назад, да и форсировала эту попытку скорее Раиса, чем он. Можно придумать, но нужно ли? Не росло ли вот это, сегодняшнее, еще до Раисы? И ничегошеньки противозаконного тут нет. Напротив, если уж ставить точки над «и», нелепым, ошибочным выглядит месяц возврата к прошлому. Хорошо еще, что нашли в себе силы расстаться вовремя, без всяких дрязг.

Подобные мысли – один из тормозов, сдерживающих скольжение навстречу Елизавете. Есть и другие тормоза, но всякий тормоз – вещь относительная: был бы уклон достаточным, а там – пусть даже колеса заклинены – юзом поедешь…

Когда ямочки на щеках, рука, поднятая, чтобы поправить прическу, веселый блеск косо поставленных, «модных» Лизиных глаз заволновали всерьез, стало явным: полетят в тартарары все и всяческие тормоза. Уверяют, трудно, мол, заарканить старого холостяка, он дорожит своей свободой. Возможно. В старохолостяцком положении Леонид не пребывал никогда. А с вдовцом дело обстоит иначе. Прошли события в памяти сквозь частое сито отбора, мелочь, мусор отсеялись, одно лишь осталось: «Ах, до чего ж это здорово – так называемая семейная жизнь!» Плохо ли иметь друга, с которым все общее? Таким другом была Валентина. Валентина… «Что скажешь на этот счет ты, Валя?» – спрашивает Леонид у своей совести, и она не возражает. Почему бы ей возражать? Елизавета – чудесная девушка, если, конечно, прищуриться, глядя на букет ее недостатков…

Однако прищуриваться порою трудно. Вот, например, разговор:

– Можешь выслушать меня внимательно? – спрашивает Леонид. – Я кое-что придумал.

– Давай, слушаю.

– Но только прошу: отнесись, пожалуйста, со всей серьезностью.

– А как же? Я говорю: валяй!

– Так вот… Ты помнишь работу Иолоса?

– Опыт на грош, а рассуждения силятся потрясти мир.

– Положим, работа классическая. Однако дело не в этом. Я попробовал сопоставить…

– Мура!

– Как так мура? Ты еще ничего не слыхала…

– Мура, чушь, чепуха, ересь!

– Но, Лиза, позволь… Выслушай, а потом…

– А я разве что-нибудь говорю? Продолжай, выкладывай, я вся внимание!

– Так вот…

– Между прочим, Леня, мне очень понравился жатый ситчик, который мы видели в магазине…

Леонид в изнеможении замолкает и отворачивается к окну. Елизавета молчания просто не переносит:

– Долго я ждать буду? Изложишь ты мне, наконец, свое горе-открытие!

Но если Леонид снова заговорит, она вновь его перебьет.

Изредка бывают прозрения, и тогда Елизавета безжалостна к себе самой:

– Ну и характерец у меня, знаешь ли… Думаешь, я нарочно? Назло? Вовсе нет. Просто первая реакция у меня – возразить. Сначала меня все возмущает, что бы ты ни сказал!

При подобных ситуациях лучше молчать, и тогда она продолжит свои покаяния. Но если откроешь рот: самокритика, мол, дивная вещь, полезно и современно – тогда держись…

– Сам хорош! Думаешь: положительный герой эпохи? Как бы не так! Бабник – раз, самовлюбленный эгоист – два, теоретик, как следствие предыдущего, – три! Лопух в мятых штанах!