Работа для оборотня (СИ)

- Да, – хрипло отозвался Ремус и почувствовал на губах вкус крови. Правая нога онемела, он не мог на неё опереться.

- Как Кэтрин? – спросила Бобби. Урсула повернулась к ней:

- Жива. Ничего не видит, но жива. Джин тоже, но ребёнок… – она не договорила. Да и что тут можно сказать. Оглушающее заклинание такой силы – всё равно что удар кувалды. Если бы Джин была в человеческом обличье, она бы смогла воспользоваться магией и предотвратить выкидыш. Но она не могла.

- Нужно убираться отсюда, – Ремус попытался подняться на ноги, и тут же упал, шипя от боли. Дрожащей рукой он утёр кровь, текущую из носа. Только тут он понял, что шум вокруг изменился. По-прежнему трещали падающие стены и крыши, по-прежнему гудел огонь и выл ветер, но никто больше не кричал, не стонал от боли, не выкрикивал заклинания. Оборотни и авроры покинули это место.

Урсула и Бобби оттащили его подальше от догорающего дома, потом Бобби вернулась, чтобы забрать тело Дерека, а Урсула склонилась над Ремусом, закатала штанину. По коже протянулась кровоточащая ссадина, по краям которой уже успел налиться зловещий фиолетовый синяк.

- Сейчас, – хрипло сказала Урсула. – Сейчас. Ленире Дол… Ленире…

Она заплакала. Слёзы катились по лицу, размывая копоть и кровь, совсем неподалёку хрипло рыдал Дэн. Ремус откинулся назад, глядя на равнодушное небо, и снежинки, кружащиеся в воздухе, казались ему хлопьями пепла.

13 ноября 1981 года. 12:02

Барти Крауч-старший и его люди вернулись в Министерство Магии. Им не удалось захватить ни одного пленника, они потеряли двоих убитыми и троих ранеными, но Крауч, казалось, не обращал на это внимания. Выпрямив спину, высоко подняв голову, он шагал через просторный Атриум, и остальные чиновники молча расступались перед ним. Сегодня был час его триумфа. Он разворошил осиное гнездо, вытащил на свет королеву ос, раздавил её каблуком, и пусть все остальные твари смогли улизнуть – он знал, что стая никогда не восстановится. Вожак мёртв, и последний удар он нанёс себе сам. Крауч торжествовал, и торжество было так велико, что он не чувствовал усталости, не слышал испуганной тишины, воцарившейся в Министерстве, не замечал, что чиновники смотрят на него со странной смесью ужаса, жалости и болезненного любопытства.

В тюремном блоке царила всё та же зловещая тишина. Крауч прошёл по коридору между рядами камер, открыл дверь своего кабинета. Достал с полки плоскую фляжку огневиски – он очень редко пил, но сегодня он заслужил это. Но он не успел сделать глотка, как в дверь постучали.

- Войдите, – недовольно проговорил Барти, и дверь кабинета открылась. На пороге стоял Аластор Грюм. Он смотрел на Барти усталым, потухшим взглядом.

- А, Грюм, – Крауч достал с полки ещё и два низеньких стакана. – Думаю, ты уже слышал новость. Грегор Гвилт мёртв. Покончил с собой, как трус, каким он и являлся. Но по крайней мере, хоть какую-то пользу он успел принести – Фенрир Сивый, по-видимому, погиб, как и вся его стая…

- Барти, – голос Грюма звучал непривычно тихо.

- … а этот мальчишка, Ремус Люпин, домашний оборотень Дамблдора, оказался не так прост. На твоём месте я бы усомнился в его преданности. Он бросил мне вызов, когда увидел мёртвыми нескольких своих новых приятелей…

- Барти. Нам надо поговорить.

- Да, – Барти поставил стаканы и фляжку на стол, устало провёл рукой по лбу и глазам. – Твои пропавшие сотрудники… надеюсь, они нашлись?

- Лонгботтомы в больнице, – эти слова как будто причиняли Грюму боль, он едва шевелил губами. – Я… не ожидал увидеть их живыми. Они попали в руки Пожирателей Смерти. Их пытали Круциатусом целые сутки. После такого обычно не выживают.

Крауч нахмурился:

- Скверное дело. Они в состоянии дать показания?

- Нет, – глухой ответ Грюма прозучал, как удар топора по дереву. Он шагнул вперёд, накрыл ладонью стаканы, в которые Крауч уже готов был разлить виски:

- Мы схватили похитителей. Это супруги Лестрейндж, брат Родольфуса Рабастан, и… и твой сын, Барти.

Крауч замер. В первую секунду Грюм подумал, что тот его не расслышал. Он едва не застонал от отчаяния. Эта новость сама по себе была ужасной, невероятной, невыносимой, он запретил кому бы то ни было обсуждать её, взял на себя мучительную обязанность рассказать старому другу правду – неужели придётся снова повторять эти слова? Но тут Крауч медленно закрутил крышку фляжки, опустил её на стол, и по дрожи его рук Грюм понял: он слышал.

- У меня нет никаких причин полагать, что он был заложником, – хрипло продолжал он. – Мы обнаружили их в твоём загородном коттедже в Брайтоне. Когда мы пришли, именно твой сын пытал Фрэнка.

Крауч молчал. Последние отблески хищного, злорадного света исчезли из его глаз, они стали тусклыми и мёртвыми. Грюм заговорил снова, чуть громче:

- Он на нижнем ярусе, в одиночной камере. Я не стал его допрашивать. Будет лучше, если ты поговоришь с ним сам.