Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка [СИ]

Ранх-ба смотрел на меня сначала с недоверием, потом испугался. Я вырвала свою руку и коснулась его лба, он горел.

Он отнял мою руку ото лба и взял в свою, поцеловал и сказал:

— Если я потеряю тебя, я умру.

— Не говори так, — я поднесла палец к его губам.

— Прости меня, я сорвался, — сказал Ранх-ба.

— Я и не думала обижаться. Магистру я сказала те слова, в которых он нуждался. Между нами ничего нет и быть не может.

— Он от тебя не этих слов ждал, — подмигнул мне Ранх-ба. Меня передернуло.

— Я напугал тебя?

— Нет, — не сразу ответила я, — У тебя руки горячие, даже слишком. Температура поднимается.

Я потрогала губами лоб, но Ранх-ба перехватил меня за затылок и поцеловал, крепко, как любил всегда это делать.

— Скоро ночь, попытайся поспать, сон хорошее лекарство, — сказала я высвобождаясь.

— Прости меня ещё раз.

Я улыбнулась и коснулась губами его губ:

— Сделаем вид, что разговора вообще не было. Спи, родной, твой сон буду хранить я.

Ранх-ба довольно улыбнулся и сказал:

— Тебе самой нужен отдых. У тебя черные круги под глазами.

— Молчи, — засмеялась я, — скоро должны принести еду.

Минуты через три вошла Ма-Ши, за ней семенили три девицы с подносами.

Разбудили Ев-Ган. Пришлось заставить его поесть. С уговорами и прибаутками трубадура удалось накормить. Ши сделали какой-то укол.

Ев-Ган уже не спал, а лежал, глядя на рыжие лучи солнца, косо лежащие на полу.

Ранх-ба после еды сразу же заснул.

— Ши восстанавливается очень быстро. Она спит. На укол, правда, отреагировала посредственно. Но с утра попытаемся её разбудить, — шепнула мне Ма-Ши, — последи за Ев-Ган, чтобы он опять чего-нибудь не натворил.

— Я полежу, милая, Ма-Ши, иди.

— Может, ляжешь спать?

— Нет, я ещё посижу немного, может, удастся поговорить с ним.

Ма-Ши посмотрела на меня, потом распрощалась и вышла.

Темнело. Я подошла к постели Ев-Ган и тихо позвала его. Он не откликнулся, хотя прекрасно меня слышал.

Вошли Ни-Кит и тот, кого он звал Ро-Мео, они принесли кушетку. Следом за ними вошел Магистр.

— Сиэт-ту, у нас сейчас очень холодные ночи. Возьми, тебе понадобится, — сказал он, протягивая мне сверток.

Я развернула его. Там лежала вязаная шерстяная шаль.

— Спасибо, — сказала я, — у нас в городе таких вещей никогда не было.

Магистр улыбнулся.

— Я покажу, как её носить. Просто накинь её на плечи.

Магистр взял у меня из рук шаль, накинул мне её на плечи и слегка приобнял.

— Спасибо, — еще раз улыбнулась я, и осторожно попыталась высвободиться.

Он кивнул, но не двигался.

— Ты очень добр ко мне, но я думаю мне надо немного отдохнуть.

Я мягко высвободилась и отошла к стеклянной стене, сквозь которую был виден черный лес.

Я посижу с тобой, если ты не против? — садясь на пол, спросил магистр.

— Не против, не глядя на него, — сказала я.

Из-за леса вставала луна, огромная, красновато-золотая. Я сняла очки, этот свет меня не беспокоил. Луна тем временем запустила свои лучи на террасу, лизнула лицо Магистра и легла на лица больных, от чего те стали похожи на восковые фигуры.

— Тебе нравится эта стеклянная стена? — спросил Магистр.

— Да, необычно, с одной стороны я будто в лесу, а с другой я в доме.

— Это придумка Ма-Ши, она вообще в нашем доме много чего переделала, с её появлением стало как-то уютнее, — сказал Магистр, — Ты так всю ночь будешь стоять?

— Нет, — отвечала я, — немного полюбуюсь на звезды, и ещё попробую поговорить с Ев-Ган, он очень меня беспокоит.

— С ним все в порядке. Мы выросли вместе, я знаю его как самого себя. Он всегда был неудачлив в любовных делах. В юношестве он влюбился в дочь лавочника. Девица была загляденье: рыжая, зеленоглазая, легкая, да только на язык больно острая. Вот и дала она ему от ворот поворот. Он месяц после этого из дома не выходил.

Потом приходит и пачку листов мне на стол — хлоп, читай мол. Я посмотрел, а там литературные переводы древних стихов, один к одному. А потом так пошло и поехало.

Последний раз по уши втрескался в трактирщицу нашу, тоже рыжая была барышня. Так у неё муж кузнец оказался. Он за Ев-Га по городу с молотом гонялся. Над ними весь город потешался. Ну, кто же виноват, что трактирщица блудливая оказалась. Ев-Ган два месяца из дома не выходил, молчал. Никого, кроме Ма-Киар, к себе не подпускал. Я с ним тогда договорился, чтобы молочного брата взял с цирком прокатиться. Но там другая история. Ев-Ган согласился. Так вот, если у него с Ши теперь ничего не получится, то он опять молчать будет.

— Брат, думаешь, мне приятно выслушивать все это, — тихо сказал Ев-Ган.

Магистр сверкнул на меня глазами, поднялся и подошел к постели Ев-Ган.

— Я не спал, и все слышал, — сказал обиженно Ев-Ган, — до сих пор стыдно за того кузнеца.

— Я рад, что ты заговорил, — сказал Магистр.

— Ев-Ган, — сказала я, отходя от стены, — зачем ты это сделал? Ты чуть не погиб. Я понимаю, ты хотел спасти Ши, но спасение ценою собственной жизни… Она бы тебе никогда этого не простила.

Я взяла его за руку.

Ев-Ган мученическим взором посмотрел на меня.

— Друга убили, любимая между жизнью и смертью, мне было плевать на себя, я должен был кого-то спасти.