Работы Фрейда по технике психоанализа.

Феномен тем не исчерпывается, поскольку ровно так же ничего не может быть понято без вмешательства третьего элемента, введенного мной в прошлый раз, — речи субъекта.

В такой момент желание ощущается субъектом — оно не может быть ощутимо без подключения речи. И этот момент являет собой не что иное, как тревогу в чистом виде. Желание обнаруживает себя в конфронтации с образом. Когда данный образ, который был незавершенным, становится законченным; когда появляется воображаемый лик, который не был интегрирован, а был подавлен, вытеснен, — тогда возникает тревога. Появление такого момента сулит нам дальнейший успех.

Некоторые авторы постарались уточнить его. Стрэчи попытался определить то, что он называет интерпретацией переноса, а точнее, преобразующей интерпретацией. Загляните в XV том InternationalJournalofPsycboanatysis, за 1934 год, номера 2 и 3. Он действительно подчеркивает, что лишь в некоторый определенный момент анализа интерпретация может иметь значение прогресса. Такая возможность предоставляется редко и не терпит лишь приблизительного определения. Тут не может быть никаких вокруг да около, ни позже, ни раньше; лишь в строго определенный момент — когда то, что готово вылупиться в воображаемом, в то же время присутствует в вербальном отношении с аналитиком, — должна быть дана интерпретация, чтобы она смогла осуществить свое решающее значение, свою преобразующую функцию.

Что же имеется в виду, если не то, что это момент слияния воображаемого и реального аналитической ситуации? Как раз это я и пытаюсь вам объяснить. Желание субъекта в такой ситуации является одновременно наличным и невыразимым. Вмешательство же аналитика должно, по словам Стрэчи, ограничиваться именованием его. Это единственный пункт, в котором речь аналитика должна быть добавлена к речи, возбужденно произносимой пациентом в ходе его длинного монолога, словесной мельницы — ведь движение стрелок на схеме вполне оправдывает такую метафору.

В качестве иллюстрации я напомнил вам в прошлый раз функцию интерпретаций Фрейда в случае Доры, их неадекватный характер, а также ту мысленную стену, застопоривание, явившиеся их результатом. Это был лишь первый этап открытия Фрейда. Нам нужно проследовать за ним дальше. Кто-то из вас, наверно, присутствовал два года тому назад на моем комментарии случая "человека с волками"… да, не очень то вас много. Я хотел бы, чтобы кто-нибудь из вас — может быть, отец Бернарт? потрудился прочитать для нас этот текст. Вы увидите, сколь показательна предложенная мной схема.

Случай "человека с волками" отнесли бы сегодня к разряду неврозов характера, или нарциссического невроза. Как таковой, этот невроз оказывает большое сопротивление лечению. Фрейд обдуманно решается представить нам одну его часть. В действительности, детский невроз — таково название в немецком издании случая "человека с волками" — сослужил Фрейду большую службу, поскольку благодаря ему в теории были поставлены некоторые вопросы, касающиеся функции травматизма.

Итак, мы переместились в 1913 год, т. е. в самое сердце комментируемого нами в этом году периода 1910–1920 гг.

Без "Человека с валками' немыслимо понять то, что Фрейд разрабатывал в указанное время, а именно, теорию травматизма, которой предстоит подвергнуться настойчивой критике Юнга. В этом наблюдении присутствует немало вещей, не упомянутых Фрейдом нигде более, и уж конечно, опущенных в его чистотеоретических работах, — как, например, важные дополнения к его теории вытеснения.

Прежде всего я напомню вам, что вытеснение в случае "человека с волками" было связано с травматическим опытом зрелища совокупления родителей в положении atergo. Данная сцена никогда не могла быть непосредственно припомнена, восстановлена в памяти пациента, она была Фрейдом реконструирована. Положение при совокуплении могло быть воссоздано лишь исходя из травматических последствий в настоящем поведении субъекта.