Работы Фрейда по технике психоанализа.

Вернемся к нашему вопросу. В какой мере забвение забвения может быть удачным? В какой мере всякий анализ должен приводить к возвращению в бытие? Или к определенному отступлению в бытие, предпринятому субъектом по отношении к собственной судьбе? Поскольку я всегда стараюсь поймать мяч в полете, я хотел бы опередить те вопросы, которые могли бы быть заданы. Если субъект исходит из точки О, точки неясности и наивности, то какому же направлению должна следовать диалектика символической реинтеграции желания? Достаточно ли для завершения анализа, чтобы субъект просто назвал свои желания, чтобы он получил разрешение их назвать? Вот вопрос, который, возможно, будет поставлен в конце сегодняшней встречи. Вы увидите также, что на этом мы не остановимся.

В конце, в самом конце анализа, совершив определенное количество кругов и осуществив полную реинтеграцию своей истории, субъект все еще останется в точке О? Или же где-то поблизости, около А? Иначе говоря, остается ли что-нибудь от субъекта на уровне той точки налипания, которую называют эго? Имеет ли психоанализ дело лишь с тем, что рассматривается как данность, то есть с эго субъекта, внутренней структурой, которую можно усовершенствовать посредством упражнения?

Вот каким путем Балинт и целое направление в психоанализе приходят к мысли что либо эго сильно, либо оно слабо. И если эго слабое, то внутренняя логика их позиции наводит на мысль, что оно должно быть усилено. С тех пор как в момент выстраивания иерархии нервных функций аналитики принимают эго за простое господство субъекта над самим собой, они уже непосредственно вступают на путь, где речь идет о том, чтобы научить эго быть сильным. Откуда и возникает понятие обучения путем упражнений, learning, и даже, как пишет человек со столь ясным умом, как Балинт, понятие результативности.

Говоря об усилении эго в ходе анализа, Балинт даже отмечает, сколь велики возможности для совершенствования собственного Я. То, что несколько лет тому назад, пишет Балинт, рассматривалось в том или ином виде упражнений или спорте как мировой рекорд, теперь хорошо лишь для квалификации среднего атлета. Дело в том, что человеческое Я, соревнуясь с самим собой, достигает все более и более необыкновенных результатов. Посредством чего делается вывод — у нас нет тому никаких доказательств, и не без оснований, — что такое упражнение, как психоанализ, могло бы структурировать собственное Я, применить к его функциям обучение навыкам, которое укрепило бы его и позволило бы ему выдерживать большее количество возбуждения.

Однако каким же образом психоанализ — словесная игра мог бы служить какому бы то ни было обучению навыкам?

Основополагающим фактом, который открыл нам психоанализ и который я излагаю вам, является то, что эго — функция воображаемая. Те, кто не видят этого факта, попадают на тот жепуть, какому следует сегодня всякий, или почти всякий анализ с первых же шагов.

Если эго является воображаемой функцией, то оно не сливается с субъектом. Но что же мы называем субъектом? Да то самое, что в развертывании объективации находится вне объекта.

Можно сказать, что идеал науки состоит в сведении объекта к тому, что может быть заключено и заперто в системе взаимодействия сил. В конечном итоге, объект таковым является лишь для науки. И всегда существует лишь один субъект — субъект, взирающий на совокупность и надеющийся однажды свести все к определенной игре символов, охватывающей все взаимодействия объектов. Однако, когда речь идет об организованных существах, ученый принужден всегда подразумевать, что имеется действие. Организованное существо можно, конечно, рассматривать как объект, но, приписывая ему значение организма, мы тем самым имплицитно сохраняем представление, что оно является субъектом.

Например, в ходе анализа инстинктивного поведения можно некоторое время пренебрегать субъективной позицией. Однако такой позицией совершенно нельзя пренебречь, если речь идет о говорящем субъекте. Говорящего субъекта мы принуждены принимать в качестве субъекта. Почему? По очень простой причине: он может наврать. То есть он отличен от того, что говорит.

Вот это измерение говорящего субъекта, говорящего субъекта как обманщика, и открыл нам Фрейд в бессознательном.

В науке субъекта полагают, в конечном итоге, лишь в плоскости сознания, поскольку х субъекта в науке по сути является самим ученым. Измерение субъекта сохраняет тот, кто обладает системой науки. Субъектом он является постольку, поскольку представляет собой отражение, зеркало, носителя объектного мира. Фрейд же, напротив, показывает нам, что в человеческом субъекте существует нечто говорящее, говорящее в полном смысле слова, то есть лгущее — лгущее со знанием дела и вне участия сознания. Вот что значит — в явном, напрашивающемся, экспериментальном смысле термина — реинтегрировать измерение субъекта.