Работы о Льве Толстом

Раздражение Толстого против интеллигенции 60-х годов сказалось в этом от­рывке в полной мере; процитированный отдельно, он скорее похож на рапорт по начальству, на донос, чем на статью Толстого. Надо еще иметь в виду, что когда статья писалась, «Современник» был уже приостановлен, студенчество и универ­ситеты (в связи с майскими пожарами в Петербурге) были взяты под подозрение; а когда статья вышла в печати, Чернышевский был уже арестован. Тем самым страницы статьи, посвященные критике университета и разоблачению студенческих кружков, имели особый и очень определенный смысл. Толстовский «радикализм» оказался здесь частично совпадающим с самыми реакционными программами, имевшими целью разгром молодой разночинной интеллигенции. Это был уже не вызов, а наступление. Критика «общественного образования» кончалась следующим итогом: «Семейные, религиозные и правительственные воспитания естественны и имеют за себя оправдание необходимости; общественное же воспитание не име­ет оснований, кроме гордости человеческого разума, и потому приносит самые вредные плоды — каковы университеты и университетское образование».

«Современник», конечно, не мог пройти мимо этой статьи. В первом же, вы­шедшем после приостановки, томе (январь 1863 г.) была напечатана статья «Наши толки о народном воспитании», целиком посвященная Толстому. Автор сначала вспоминает о том, как встретил «Современник» первые номера толстовского жур­нала: «Современник» «отдал справедливость его школе и выразил свое искреннее сочувствие тем побуждениям, которые руководили ее основателем, сочувствие его любящим отношениям к народу и гуманным порядкам в его школе. Но в то же время "Современник" так же прямо сказал, что теоретические рассуждения изда­теля "Ясной Поляны" далеко не так основательны, как его школьные порядки; что прежде чем поучать Россию своей педагогической мудрости, надо самому поучить­ся, подумать, постараться приобрести более определенный взгляд надело народ­ного образования; что установление общих принципов науки требует, кроме пре­красных чувств, еще иных вещей: нужно стать в уровень с положением науки, а не довольствоваться кое-какими личными наблюдениями да бессистемным прочте­нием кое-каких книжек. В доказательство указано было много аргументов из жур­нала гр. Толстого, приводивших именно к такому заключению. Вещи совершенно основательные стоят у него рядом с самыми бездоказательными и самолюбивыми выходками, вещи самые похвальные рядом с непозволительными тенденциями, которых не должен допускать писатель, истинно уважающий науку и людей, для нее серьезно работавших».

Последняя статья Толстого вызывает уже иное отношение. Здесь Толстой, по словам «Современника», «очень близко подходит к той школе национального и народного мистицизма, которая приобретает так много новых последователей теперь между людьми перетрусившего прогресса и которая прежде называлась просто славянофильством... Этот мистицизм народности имеет множество оттен­ков, начиная от незамысловатого квасного патриотизма и ношения национальной (т. е. кучерской) поддевки до туманной философии Киреевского, до проповеди о почве и погибели западной цивилизации, до филиппик М. П. Погодина, до меж­дународных понятий "Дня" и, пожалуй, до художественно-поэтических обличений нигилизма». После недавнего закрытия «Современнику» приходится быть очень осторожным в своих оценках («мы можем теперь только наблюдать наше вре­мя») — это надо принять во внимание при чтении этой статьи. Указывая на «экс­травагантность» некоторых выводов Толстого, редакция заявляет, что постарается сохранить хладнокровие и отказывается опровергать всю его систему — «потому что именно системы мы и не видим в его педагогических сочинениях... системой можно назвать только нечто продуманное, нечто основанное на одном общем понятии, тогда как у гр. Толстого мы встречаемся постоянно с вещами весьма разнородными и несоединимыми: один раз он самым радикальным образом тре­бует свободы воспитания и удовлетворения народных требований, основывая то и другое на свободе воспитываемого; с другой стороны, он в то же время признает, самым детским образом, тот status quo, который именно и противится всякой воз­можности подобной свободы».