Работы о Льве Толстом

Итак, кружок Толстого — это кружок «самобытно» мыслящих людей, кружок «доморощенных гениев». Юрьева Урусов так и называет — «гением»; другой его «гений» — самоучка-изобретатель (впоследствии литератор и беллетрист) П. А. За­рубин, с которым Урусов собирался лететь на аэростате его системы в Париж для радикального разрешения польского вопроса и о котором писал в статье «По по­воду франко-германской войны» («Русская беседа». 1871. Кн. II): «Народ, который произвел на свет такого механика, как П. А. Зарубин, не нуждается в чужих изо­бретениях. (Примечательно, что все изобретения Зарубина бесследно исчезают; нашему самоуничтожению нет пределов.)». Приезды Толстого в Москву сопрово­ждаются свиданиями друзей и длительными ночными беседами на философские и исторические темы. Об одной из этих бесед Толстой вспоминал через 40 лет в разговоре с Д. Маковицким: «Помню, комната Урусова, Сергея Семеновича; был философский или религиозный разговор; не помню, о чем мы спорили с Урусовым, и решили послать за Самариным. И он приехал». В одном из писем к жене, отно­сящемся, по-видимому, к началу 1869 г., Толстой описывает свой московский день: «Послал к Урусову. Он пришел ко мне: с ним проговорил все утро, и с ним поехал к Юрьеву и Самарину. Обоих их пригласил вечером к Урусову. Обедал у Урусова. От него, чтобы дать отдохнуть голове и посмотреть новую пьесу Островского, пошел в театр. Не досидел там и всей пьесы и вернулся к Урусову, где вчетвером догово­рили до 3-го часа. Исторические мысли мои поразили очень Юрьева и Урусова и очень оценены ими; но с Самариным, вовлекшись в другой философский спор, и не успели поговорить об этом. Я несколько разочаровался в нем». Эти свидания, беседы и споры заполняют почти все время; Толстой пишет в том же письме: «Но ты не можешь себе представить, как мало времени, когда есть дела, как мои, — та­кие как переговорить с Самариным, с Юрьевым, — дела, которые требуют сосре­доточенного внимания». С другой стороны, Урусов пишет Толстому после одного из его приездов: «Вы видите, сколько явлений, влекущих за собою ваше посещение Москвы! Грешно будет, пользуясь свободой, оставаться в деревне. Впрочем, боюсь отвлекать вас от обязанностей и занятий, семья дороже всего».

Я уже говорил о том, что кружок Толстого стоял в оппозиции не только по от­ношению к разночинной интеллигенции, но и по отношению к цеховым уче­ным — особенно историкам. По поводу той самой статьи Соловьева, о которой я говорил выше (в связи с Боклем), Урусов пишет Толстому (12 декабря 1868 г.): «На страницах Вестника [Европы] помещена первая статья (продолжение будет) исто­рического содержания нашего историка Соловьева, явно направленная против Бокля, а тайно против нас. Заглавие: "Наблюдения над исторической жизнью народов". В действительности же это не наблюдения, а мнения Соловьева. Он ста­рается доказать, что история народов есть не что иное, как история правительст­венных деятелей (то есть Бисмарка, Наполеона, Бейста и прочих чудовищ). "Что такое правительство?" — спрашивает Соловьев. "Правительство есть произведение исторической жизни известного народа, есть самая лучшая поверка этой жизни"