Работы о Льве Толстом

Эти размышления и наброски были инерцией, действовавшей после окончания романа. Отойти от него после шести лет работы не так просто. Начинается тяжелая промежуточная полоса. Толстой жалуется в письмах на состояние тоски и нездо­ровья. Поехав осенью 1869 г. в Пензенскую губернию для покупки имения и оста­новившись в Арзамасе, Толстой пережил страшный припадок ночного ужаса, описанный им впоследствии в «Записках сумасшедшего». В письме к Софье Анд­реевне он сообщает: «Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе и со мной было что-то необыкновенное. Было два часа ночи, я устал страшно, хотелось спать и ничего не болело. Но вдруг на меня напала тоска, страх, ужас, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии, но подоб­ного, мучительного чувства я никогда не испытывал и никому не дай бог испытать». Эта промежуточная полоса жизни приводит Толстого к новым всевозможным занятиям — школой, хозяйством, греческим языком, Шопенгауером, народной поэзией и пр. Так Толстой вступает в 70-е годы XIX в. — десятилетие, начавшееся для него Арзамасским ужасом и кончившееся «Исповедью». Эпоха домашнего счастья и душевного здоровья кончена. Толстому исполнилось 40 лет — самый трудный, пограничный возраст: возраст, с которым многие натуры не справляют­ся; возраст трудный не только потому, что наступает медленное физиологическое и психическое приближение к старости, но и потому, что в этот момент человеку приходится обычно заново решать свою историческую позицию и судьбу. Новое поколение 25—30-летних людей вступает к этому моменту в жизнь — и история ставит перед стареющим человеком, связанным с прошлой эпохой, новые вопро­сы, а иногда и просто губит или отбрасывает его в сторону. Толстой прекрасно чувствовал эту стихийную сторону исторического процесса, эту физиологию исто­рии. В одной из черновых редакций «Войны и мира» есть рассуждение на эту тему, явно обращенное к современности: «Был тот молодой период царствования, ко­торый всякий народ переживает раз пять в столетие — период революционный, отличающийся только тем от того, что мы называем революцией, что власть при этих революциях находится в руках прежнего правительства, а не нового. В этих революциях, как и во всех других, говорится о духе нового времени, о потребностях этого времени, о правах человека, о справедливости вообще, о необходимой ра­зумности в устройстве государства, и под предлогом [для того чтобы удовлетворить потребности молодости разрушать старое и творить новое] этих идей и выступают на поприще самые неразумные страсти человека. Пройдет время и охота, и преж­ние нововводители точно так же упорно держатся за свое бывшее новое, а теперь старое, и отстаивают свое убранство квартиры против подросшей молодежи, ко­торой опять хочется и нужно удовлетворить своей потребности попробовать свои силы». Этими словами Толстой подводил итоги «революции», наступившей после окончания Крымской кампании и смерти Николая I — третьей, если считать на­чало царствования Александра I и восстание декабристов за две первые. Вместе с наступлением 70-х годов нужно было ждать, по теории Толстого, четвертой рево­люции, а вместе с ней — новых поворотов в исторической жизни, новых сдвигов и новых социальных проблем. Историческое чутье не обмануло Толстого.

«Война и мир» была для Толстого итогом 50-х и 60-х годов. Нужно еще остано­виться на дальнейшей судьбе этого романа.

5