Работы о Льве Толстом

Весной 1873 г. Толстой, в связи с изданием собрания его сочинений, взялся за переработку «Войны и мира» и просил Страхова помочь ему в этом деле[550]. В резуль­тате этой переработки получился новый роман. До сих пор не было почему-то обращено внимания на то, что в новой редакции романа не только исключен фран­цузский язык, а военно-теоретические главы вынуты из основного текста и поме­щены в особом приложении («Статьи о кампании 12-го года»), но сверх того все философско-исторические рассуждения, служившие, как я говорил, зачинами отдельных частей романа, выкинуты совершенно. Н. Гусев пишет: «Серьезные исправления, сделанные Толстым в новом издании "Войны и мира", состояли, прежде всего, в том, что почти вовсе исчез французский язык, которым так недо­волен был Боткин, и, во-вторых, в том, что выделены были в особое приложение историко-философские и военно-исторические рассуждения автора, ранее вхо­дившие в текст романа и в эпилог к нему»[551]. Это неверно: самое серьезное «исправ­ление» состояло в том, что историко-философские рассуждения были выброшены вовсе — их в издании 1873 г. нет совсем. М. Цявловский в своей ценной статье «Как писался и печатался роман Война и мир» тоже не указывает этого факта, а говорит только, что рассуждения изъяты из текста и выделены в приложение.

В приложении сосредоточены главы о войне 1812 г., а знаменитые философские фрагменты, посвященные вопросам о причинности, о непрерывности и прерыв­ности и пр., отсутствуют. В третьем томе романа выброшена вся начальная глава («С конца 1811 года началось усиленное и вооруженное сосредоточение сил Запад­ной Европы» и т. д. — о причинах и фатализме в истории), так что том начинается с прежней второй главы («29-го мая Наполеон выехал из Дрездена» и т. п.); выбро­шено вступление, которым открывается вторая часть III тома («Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден» и т. д.), а остальная часть этой главы (со слов «В исторических сочинениях о 1812 годе») перенесена в приложение, где она образует гл. I, под особым заглавием — «План кампании 12-го года»; в последних двух главах второй части III тома (по изданию 1868 г. это были заключительные главы IVтома) выброшено все рассуждение о Наполеоне и о вой­не (начиная со слов «И без его приказания делалось то, чего Он не хотел» и т. д.); следующая за ними глава, открывавшая новую часть и посвященная вопросу о непрерывности движения («Для человеческого ума непонятна абсолютная непре­рывность движения»), выброшена; выброшено, конечно, и аналогичное вступление к другой части («Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений» и т. д.). Таким образом, из всей философской части «Войны и мира» сохранилось, и то в приложении, только то, что было в эпилоге; эта часть, под особым заглавием («Вопросы теории»), не ставит так остро вопрос о причинности и не пестрит мате­матической терминологией — иначе говоря, в ней почти нет той «урусовщины», которой так сильно были окрашены зачины частей.

Эта перемена в тексте «Войны и мира» особенно существенна не только потому, что она свидетельствует, по-видимому, об отходе от Урусова, но и потому, что она имеет жанровое значение. Изъятие философских зачинов уничтожило именно тот эпопейный «гомеровский» знак жанра, о котором я говорил выше. Связанное с этим перенесение военно-теоретических глав романа в приложение совершенно ликвидировало тенденцию Толстого к превращению романа-хроники в эпопею — «Одиссеи» в «Илиаду». Роман почти вернулся к тому «английскому» типу, в каком он был задуман. Сделано это было без особой тщательности — почти механическим движением ножниц, вырезывавших все, что носило философский характер и ос­ложняло семейную хронику отступлениями в сторону теоретических рассуждений. В связи с этим некоторые главы (например, глава о партизанской войне, лишенная предварительного рассуждения) местами обеднены смыслом, а местами и не совсем понятны. Видно, что Толстой, разочаровавшись в первоначальной конструкции, не мог сделать уже ничего, кроме механического изъятия. Работа делалась так небрежно, что следы ее остались в виде ошибок. Так, некоторые куски повторены дважды — они сохранились в тексте, но попали и в приложение. С другой стороны, в некоторых местах нарушены смысловые связи — и роман получил еще более «монтажный» кусковой характер. Интересно и знаменательно то, что вместе с уничтожением философских зачинов, которыми открывались отдельные части романа, уничтожению подверглось и самое это деление на внутренние части: в издании 1873 г. роман, вместо 6 томов, собран в 4, которые внутри ни на какие части не делятся — нумерация глав идет сплошная.