Что важно, с точки зрения самой личности, её формирование выступает как развёртывание собственных идеалов её деятельности (Давлетова, Шабельников, с. 102), будто всё идёт изнутри, а не снаружи, что и порождает иллюзию собственного "Я". Культура, передаваемая из рук в руки, через отношения с другими проникает в мозг человека и делает его своим органом,
В случае с культурой пример с "проникновением в мозг" всё меньше оказывается метафорой: в момент копирования действий мозговая активность людей синхронизируется (Naeem et al., 2012), и ровно это же происходит, когда два человека просто вступают в разговор (Perez et al., 2017). Взаимодействуя, люди словно становятся "раздельным целым". Индивидом каждого называют только потому, что его можно посчитать вместе с другими или положить отдельно от других. Это обособление чисто пространственное, но не функциональное, на деле же он, как и все, суть одно целое — орган культуры.
Важный момент заключается в том, что поскольку носитель общественного сознания получает его в уже готовом виде извне, то для него оказывается почти невозможным объяснить причины многих своих действий, обосновать свои устремления и эмоции; для него они выступают как самоочевидные внеисторические данности, как нечто, существующее всегда, независимое от условий и не требующее объяснений, потому что "это же и так понятно".
Массы не задумываются над своими повседневными практиками, составляющими основную часть их жизни: почему они носят одежду, почему пожимают руку при встрече, вступают в брак, рожают детей и многое другое. Для масс это настолько незыблемые абсолюты, что даже не возникает мысли вскрыть природу этих действий, их смысл. Именно тот факт, что целые пласты действий и деятельностей носителями общественного сознания осуществляются некритично и безотчётно (просто потому, что "так принято"), наводит на мысль, что эти носители ведут в целом неосознаваемый образ жизни, что позволяет считать феномен общественного сознания идентичным феномену бессознательного (Улыбина, 2003, с. 27; Александров, Александрова, 2009, с. 38). Парадокса здесь нет: общественное сознание тем и характерно, что носитель не знает его истоков, так как оно (как совокупность культурных текстов) возникло задолго до самого носителя. Общественное сознание оказывается в положении своеобразной аксиомы, лежащей в основе бытия, являющейся его центром и потому не подлежащей рефлексии и критическому осмыслению, и даже исключающей их и требующей чистой веры (Абульханова-Славская, 1991, с. 194). Задуматься над истоками собственного поведения для носителя общественного сознания равносильно попытке развернуть глаза внутрь и рассмотреть заднюю стенку своего черепа.
Для понимания принципов работы собственного сознания и для понимания его общественных истоков человеку необходимы большие объёмы дополнительных знаний, которые оказываются доступными лишь целенаправленно ищущим, и, что важно, во многом это будут оказываться знания доминируемые, то есть всё то, что аккуратно вытеснено основным массивом культурных текстов в связи с несоответствием основным культурным векторам. Иными словами, индивидуальное сознание вырастает из пространства доминируемых текстов.
К примеру, когда узнаёшь, что женское сексуальное влечение, вопреки мифу доминирующего знания, ничуть не уступает мужскому, а может, и превосходит его, то начинаешь видеть ситуацию иначе, чем большинство, начинаешь и вести себя иначе, не как все. Когда узнаёшь нечто малоизвестное, что описывает реальность адекватнее общепринятых концепций, то это меняет твоё восприятие реальности, делает его непохожим на восприятие большинства, и в этот момент ты будто чуть отдаляешься от общественного сознания или же отхаркиваешь какую-то его часть за непригодностью. В этом плане индивидуальное сознание хоть и развивается из сознания общественного, вырастает на его базе, но непременно вступает с ним же в борьбу за право смотреть на мир иначе, чем тому учит господствующая культура.
Индивидуальное сознание рождается в ходе переосмысления мира, переименования его явлений и вытеснения голосов предков из собственной головы. И это уже напрямую связано с категорией свободы, которая, в понимании Фуко, состоит не в том, чтобы понять или определить, кто мы такие, а в том, чтобы восстать против уже существующих определений, категорий и классификаций (цит. по Rajchman, 1984, p. 15) и тем самым получить возможность выбрать собственный путь.