Рабы свободы: Документальные повести

Об упомянутом Миронове (Короле), одном из убийц Клюева, подробно поведала миру его жена Агнесса: «Я часто задаю себе вопрос теперь — был ли Мироша палачом?.. Это была его власть, она ему открыла дорогу и дала все. Он был ей предан до конца, он был честолюбив и азартно делал карьеру. А когда начались страшные процессы истребления — волна за волной, он не мог уже выйти из машины, он принужден был ее крутить… Но он видел уже, он прозрел, он понимал… Так я думаю, так я хочу думать…

Лежит, не спит… Оказывается, у него было секретное совещание, туда вызвали всех начальников края… Пришел тайный приказ… что… мало арестов… И всем стало ясно: хочешь уцелеть — сочиняй дела! Иначе худо будет… А я, я жила, как зажмурившись. Нам было хорошо, мнилось, так и будет — мы попали на удачливый, безопасный остров. Все падают, а мы вознеслись».

Однажды, вспоминает Агнесса, двоюродный брат Мироши, Михаил Король, не выдержал: «У тебя, наверное, руки по локоть в крови. Как ты жить можешь? Теперь у тебя остается только один выход — покончить с собой». — «Я сталинский пес, — усмехнулся Мироша, — и мне иного пути нет!»[119]

Летом 37-го по Сибири прокатилась новая волна арестов. Интеллигенты, священники, бывшие царские офицеры и множество крестьян, малограмотных и вовсе неграмотных, шли на расстрел за принадлежность к мифической организации. Организация эта — Союз спасения России — работала по заданию контрреволюционного центра в Париже и ставила целью поднять восстание против советской власти и реставрировать монархию к моменту нападения на СССР фашистских держав. Все это, разумеется, было ложью, кроме массовых жертв и наград чекистам за успешно проведенную операцию.

Клюеву в этой дутой организации была уготована ведущая роль. Показания на него выжали из аспиранта Томского медицинского института Голова:

— Идейным вдохновителем и руководителем организации является поэт Клюев… Он пишет стихи и большую поэму о зверствах и тирании большевиков…

В ночь с 5 на 6 июня поэт снова был арестован. В деле записано, что на момент ареста он страдал пороком сердца, а в тюрьме его разбил паралич ног. Следствия, по существу, не проводилось.

— Признаете себя виновным? — спросил оперуполномоченный Чагин.

— Нет, виновным себя не признаю, ни в какой контрреволюционной организации я не состоял и к свержению советской власти не готовился.

— Следствием вы достаточно изобличены. Что можете заявить правдиво об организации?

Клеветать на других Клюев тоже отказался:

— Больше показаний давать не желаю…

13 октября тройка НКВД Западно-Сибирского края вынесла постановление о расстреле Клюева. В документе о приведении приговора в исполнение, подписанном какой-то неразборчивой закорючкой, указано, что расстрелян он 23–25(!) октября… 1937-го. Трехдневный расстрел?! Как объяснить эту нелепую дату? Наверно, приговоренных было столько, что отправить их на тот свет за один день было не под силу даже сверхрасторопным чекистам, для этого понадобилось три дня, — а уж кого и когда именно, для исполнителей было совершенно безразлично.

«Завтра казнь…» — такое не раз снилось Клюеву. И даже сам расстрел — записанный сон из далекого 1923 года, 24 июня:

«А солдатишко целится в меня, дуло в лик наставляет… Как оком моргнуть, рухнула крыша — череп… Порвал я на себе цепи и скоком-полетом полетел в луговую ясность, в Божий белый свет…»

Песнь о Великой Матери

Так погиб Николай Клюев, но жизнь его поэзии продолжается, и оказалось, что в ней могут быть ошеломляющие открытия.

У нас Клюева знают еще плохо. Многие годы стихи и даже имя поэта были запрещены — преступник. И реабилитирован он только в 1988-м. А то, что напечатано, непросто достать и, за исключением специалистов, мало кем прочитано. Да и труден он для понимания в наш суетный, скоропалительный век, неподъемен, непосилен для заурядного бытового мышления. Наша беда, что родной язык нынче обеднел так же, как наша природа, и мы не только не владеем прежним богатством, но и позабыли его. Стих Клюева труден нам по причине его редкостного многозвучия, многоцветия, многомыслия, — будто вырыли из земли кованый сундук, распахнули — а там груда сокровищ, известных лишь по сказкам.