– Мне очень жаль, что это дело закрыто, – сказал он, поворачиваясь к своим старинным юридическим книгам. Его лицо смягчилось, и на какое-то мгновение Лина увидела молодого Дэна, пристально вглядывающегося в корешки американских судебных тяжб. Тени под глазами смягчились, морщины вокруг рта разгладились, прическа показалась менее демонстративной – как у человека, которому все равно, как он выглядит, который думает только о справедливости и несправедливости, о ходе истории, о делах, которыми нужно гордиться, о делах, которых нужно стыдиться. Дэн развернул кресло, придвинулся вплотную к столу, его лицо вытянулось под ярким светом лампы, и он снова стал Дэниелом Дж. Олифантом Третьим, партнером «Клифтон и Харп»: усталым, торопливым и раздраженным.
– Но ничего не поделать, – сказал Дэн. – А у меня тут скопилось до хрена других дел. Просто до хрена. И, честно говоря, это дело о компенсации было трудным для партнеров. Дэйв не думает, что нам сейчас нужно что-то подобное. Есть более простые способы достичь расового равенства – похоже, что в этом году мы принимаем Джо.
– Джо Клейна из отдела слияний и поглощений? – спросил Гаррисон. Лина не знала Джо Клейна, но знала, что он был чернокожим.
– Да, Джо Клейна. – Дэн кивнул. – Я, наверное, не должен был этого говорить, еще не было окончательного голосования, но он работает как лошадь. У него вся жизнь – работа. Это не для галочки, поверьте мне. Он заслужил партнерство. Он этого добился. Так что у нас будет три чернокожих партнера, а это один из лучших показателей в городе. – Дэн говорил быстро, просматривая какие-то бумаги на своем столе, не глядя ни на Лину, ни на Гаррисона. Лина знала, что он не должен был сообщать им такую новость, казалось, она вырвалась у Дэна непроизвольно.
– И еще, Гаррисон, твое имя сейчас обсуждают по делу белых воротничков. Что-то связанное с Дейвом.
– Дейв? Управляющий партнер Дейв? – быстро и нетерпеливо спросил Гаррисон.
– Единственный и неповторимый. Веди себя как можно лучше. Если произведешь на него впечатление, то далеко пойдешь. А теперь возвращайся в свой кабинет. Я уверен, что его секретарша скоро тебе позвонит.
Гаррисон ушел, бросив Лине полуулыбку и приподняв брови; он выглядел довольным, но ошеломленным, как человек, которому только что дали то, о чем он просил, но теперь он не уверен, что действительно этого хочет.
Лина понимала, что ей тоже пора уходить. Не было никаких причин оставаться здесь. Но неужели дело закончится прямо сейчас, когда слишком сладкий запах одеколона Дрессера все еще висит в воздухе, а со стенки на нее таращится фотография не меняющих возраста, ухмыляющихся близнецов Дэна?
Мойщик окон висел прямо за столом Дэна. Его руки были в постоянном движении: круг, круг, вниз, круг, круг, вниз. Он казался совершенно спокойным, более спокойным, чем любой из них, более уверенным в себе и в правильности своей задачи, в ее полезности. Он находился на высоте тридцати четырех этажей над твердой бетонной планетой.
– Ты читал то, что я нашла? – спросила Лина. – Видел?
– Да, хорошая работа, Лина. Возможно, немного больше деталей, чем нужно для первоначального брифа, но заготовка хорошая. Из тебя вышел бы отличный частный детектив. Я это учту. Ты как собака с костью.
В другой день Лина сказала бы спасибо. Или засмеялась бы.
Но сейчас она ничего не сказала.
Она подумала о Дэне, сидящем в этом кабинете и созерцающем центр города, Брайант-парк и библиотеку, а если бы он прислонился щекой к стеклу, то увидел бы поднимающиеся ввысь просторы Нижнего Манхэттена, Уолл-стрит и – когда-то в прошлом – башни-близнецы. Из этих окон видна лучшая часть Нью-Йорка. Дэн проводил дни и ночи в этом стеклянном пространстве: его жена и дети – за стеклом, его старинные книги – за стеклом. Все, что он видел, было за стеклом, но он не знал, что может быть иначе.
Дрессер что-то говорил ей о трудных дорогах. И вот теперь наконец Лина все поняла. Ее дорога не здесь. Она не знала где, но точно не в «Клифтон и Харп».
Лина встала. Дэн опустил голову, перелистывая страницы. Голубая жилка на его шее слабо пульсировала. Он ничего не сказал, когда Лина вышла.
Вернувшись к своему столу, Лина открыла дело о компенсации на странице тридцать четыре. Она перечитала то, что там было написано: