Рабыня

1 сентября 1848 г.

Дорогая Кейт,

Я не могу смотреть отцу в глаза. Конечно, мама это заметила, хотя не говорит ни слова и ведет себя как всегда, как будто ничего не изменилось. Я чувствую почти физический сдвиг, как будто небо изменило цвет или воздух стал плотнее, и мне все труднее дышать. Сэмюэл с его молчаливой наблюдательностью увидел, что со мной что-то не так, и не отходил от меня весь день. Вчера он ходил за мной с утра до вечера, и наконец я поведала ему печальную историю о девушке. Он давно уже должен был спать, но поднялся по лестнице и скользнул ко мне под одеяло, как всегда после ночного кошмара.

Наконец мы заснули, и мне приснилась она. Она бежала, и именно я преследовала ее, не патрульщик или ее хозяин, а я, она убегала, оглядываясь, и глаза ее были полны страха, а я изо всех сил старалась не отставать, и мне не хватало дыхания, чтобы объяснить, в чем дело. У девушки были необычные глаза, я не упоминала об этом? Зеленовато-синие, с желтыми крапинками, большие и ясные, несмотря на ее усталость.

Утром я сидела в церкви и почти не слышала, что говорит пастор Хоуди, мысли мои были далеко. Я смотрела на алтарь над головой пастора, на грубо вырезанный крест, потемневший за все эти годы, теперь он, кажется, светится темным огнем. Помнишь, как бывает, когда еще видны желтые волокна и каждая метка топора? Когда древесина еще новая и свежая? Я думала о том, что время вовсе не лечит все раны, что я и сегодня чувствую боль от смерти Перси так же, как в тот день на берегу реки, когда папа услышал мои крики и наконец вытащил его из воды. Время не лечит, Кейт, но облегчает боль. Моя боль уменьшилась. Теперь меня ранит память о том дне у реки, а не сама скорбь. Это звучит глупо, да? И, может быть, через год это будет память о памяти, и с каждым днем я все дальше от истинного источника моей скорби. Не знаю, хорошо это или плохо. Но думаю, я должна жить. Я бы не выжила, если бы это горе так и осталось новым и свежим. Сможет ли время облегчить тяжесть, которая давит на меня после неудачи с этой девушкой? Да, я слышу твой голос и верю тебе. Боль исчезнет, но наша ошибка останется. Этого нельзя отменить, а ведь именно по таким поступкам нас в конце концов судят, по ним мы все должны судить сами себя.

Вот о чем я думала сегодня утром в церкви. Я ничего не замечала вокруг, но тут мое внимание отвлеклось от креста, и я увидела, как один человек на скамье обернулся, – его бледное лицо выделялось на фоне моря темных затылков – и посмотрел на меня. Джек Харпер. Казалось, ему все равно, увидит ли пастор Хоуди, что он отвлекся. Джек улыбнулся, и я на мгновение встретилась с ним взглядом, но не выдержала и опустила глаза. Когда я снова подняла голову, его лицо исчезло. Я видела только ряды одинаковых безликих затылков, но потом легко различила Джека: блеск его темных кудрей и прямая осанка выделяли его так, будто он был в церкви один.

Твоя

Дот