Рабыня демонов в академии магии

Она провела пальцами по краю стола. Армеллин и здесь был верен себе. Никаких личных вещей, милых сердцу безделушек, ничего, дающего ключ к его сердцу. Все дорогое и безликое.

— Ты почти три месяца был моим хозяином. Защищал, заботился. Нам было хорошо вместе… ну, мне так казалось. А потом ты просто исчез из моей жизни. Ни одного слова по поводу всего, что было. Даже «прощай». И вот теперь ты снова появился. Спасибо, что прогнал их, но… Ты ничего не хочешь мне сказать, Мэл?

— Хочу, — хрипло ответил демон.

А потом опустился перед ней на колени, заставив девушку попятиться.

— Мэл?! Что происходит?

— Прости, если можешь.

В его голосе звучала безнадежность. Как будто он сам не верил, что его можно простить.

— Ты думаешь, я злюсь на тебя?

— Я думаю, ты меня ненавидишь. Всех нас. И правильно делаешь. Если бы можно было вернуться в прошлое, я бы умер, но не позволил этому случиться, — он вскинул голову и впился в нее горящим взглядом. — Я люблю тебя, Таисия.

Снова, как в прошлый раз на словах его признания по телу пробежала теплая волна.

Захотелось обнять его, утешить, сказать, что это все неважно.

В ее душе никогда не было места для ненависти. Тем более ненависти к Мэлу.

— Я не умею ненавидеть.

Мэл побледнел. А потом горько улыбнулся:

— Я догадывался, но льстил себе. Равнодушие больнее ненависти. Хотелось верить, что ты думала обо мне.

— Я думала.

— Боялась, что я буду докучать, как братья?

— Да нет же! Послушай… — она осеклась, испуганная внезапной мыслью. — Это ведь ты?! Ты сам себя ненавидишь?!

Демон прикрыл глаза в знак согласия.

— Никогда не прощу себе, — безнадежно сказал он.

Он был такой измученный, отчаявшийся, сломленный. Полностью в ее власти. Тасе стало больно за него. И обида на его молчание ушла, растаяв без следа.

Она медленно опустилась на колени рядом с ним. Потянулась и сняла с Мэла очки.

Навстречу хлынула тьма и тоска — беспросветные, бесконечные. Чернее самой черной ночи. Если у боли есть градации и оттенки, то можно сказать, что Мэл жил на самом дне ада.

В ответ вспыхнула рукоять клинка в груди. Разгоняя, рассеивая тьму, исцеляя их обоих.

— Дурак ты, — тихо призналась она прежде, чем коснуться губами губ. — Я тоже тебя люблю.

* * *

Мэл замер, не веря. Страшась поверить. И только когда ее язычок настойчиво скользнул к нему в рот, ответил. Сперва неуверенно, боясь, что это окажется иллюзией. Или что она передумает и оттолкнет его.

Но от Таси исходил только свет. Доверие, радость, стремление поделиться… Любовь.

Он почувствовал, что теряет голову, тонет в счастье, снова пьянеет от добровольно подаренного света, как от самого сильного наркотика.

Сначала долго были только поцелуи — нежные и жадные. Потом прикосновения — осторожные, трепетные. Тася откликнулась на них, выгнулась Мэлу навстречу, ощущая каждое движение его души. Уходящие боль и отчаяние. Робкое, полное тревоги, словно демон боялся отдаться ему, счастье. И голодное вожделение — кому из них двоих оно принадлежало на самом деле?

Чувства выплескивались, смешивались, и уже трудно было понять где чье, отделить свое от чужого. Поцелуи горели на коже, низ живота налился тяжестью, в одежде было тесно, неудобно. Руки Мэла задрали подол, забрались под платье и гладили ягодицы сквозь трусики, рождая сладкую истому.

— Моя девочка…

— Хочу тебя! — пробормотала Тася, задыхаясь от поцелуев.

Мелькнула мысль, что ковер на полу слишком жесткий, и Мэл тут же, не размыкая объятий, потянул ее выше, заставляя подняться. Подсадил на стол, небрежно смахнув на пол пресс-папье и какие-то бумаги, пока его руки все так же гуляли по ее телу, задирали подол, расстегивали крючки… Ну почему она из принципа накупила себе платьев с застежкой на спине, это же так неудобно?!

Пальцы с трудом справились с пуговицами на его пиджаке, перешли к рубашке. Такие тугие, как он их расстегивает? Она чуть не заплакала от обиды, так хотелось скорее коснуться обнаженной кожи, прижаться, слиться.

— Тише, маленькая, — он успокаивающее ее поцеловал и помог расстегнуть самую упрямую пуговицу, под горлом. — Мы же никуда не торопимся, моя хорошая.

Чем дальше, тем больше демон обретал свою привычную уверенность и властность, которая так нравилась Тасе в нем, и это было так хорошо. Можно не стыдиться, не переживать, не думать правильно или неправильно это — заниматься сексом в офисе. Просто довериться, отдаться.

Расстегнутая рубашка полетела на пол, звякнула пряжка ремня.

— Сними его, — попросила она, имея в виду платье. — Совсем.

Для этого пришлось поднять руки. Еще и волосы запутались в застежке. Тася даже захныкала от нетерпения. Не своего — да, она была почти уверена, что чужого. Мэл контролировал себя куда лучше, но как он ее хотел! Отголоски его эмоций, положенные на собственное желание, заставляли терять голову. Тася ощущала себя одновременно собой — взволнованной, сгорающей от страсти. И Мэлом. Чувствовала его голод, восхищение, жажду обладать, как свои. И от этого возбуждение становилось совсем нестерпимым.