За ним идет женщина. Ее лицо серое от усталости, голова опущена, а темные волосы растрепаны. Чувствую укол жалости, когда думаю о том, что ее пятеро младших детей теперь останутся на попечение больной матери и старшей дочери.
— Загружайте их в телегу! — командует дознаватель на ходу. На пороге дома уже стоит жена мэра, его трое детей и служанки. Все они улыбаются и беспрестанно кланяются вслед важному гостю.
Следователь касается моего запястья. Опускаю глаза, замечая в его ладони веревку.
Ах, да! Я ведь рабыня. Мне положено ехать со связанными руками.
Соединяю кисти вместе и протягиваю вперед. Терпеливо дожидаюсь пока мужчина затянет три узла.
— Не жмет? — неожиданно спрашивает он, дергая за веревку.
— Нет, все в порядке, — отвечаю даже не задумавшись. Сама наблюдаю за тем как подручные дознавателя с короткими мечами при поясах, помогают рабам по очереди взобраться на телегу.
— Пусть Луна хранит тебя, дитя, — шепчет следователь и подталкивает меня к телеге.
Я неуверенно делаю шаг вперед. Затем еще один. И еще. Все вокруг словно расплывается и погружается в туман.
Не хочу уезжать.
Хочу домой!
Запоздалый страх накрывает меня и бьет под колени. Ноги подкашиваются.
Но меня хватает под руку один из людей дознавателя. Смотрит на меня с интересом из-под черной налобной повязки. Темные глаза проходят по моему лицу, затем по шее. Оценивающий взгляд стекает все ниже. Сначала он останавливается в районе моей груди, уделяет внимание и левой и правой стороне, затем стремится ниже.
Я даже дергаюсь, желая избавиться не столько от рабства, сколько от такого пристального внимания.
Но мужчина только ухмыляется и подталкивает меня внутрь телеги. Не в силах сопротивляться ему, я делаю два шага вперед.
— Кому-то повезет с такой рабыней, — летит комментарий мне вслед, а затем следует легкий шлепок по ягодице. Подпрыгиваю от неожиданности и отвращения, возмущенно оглядываюсь. Человек довольно скалится. И меня вдруг охватывает ужас от того, что он скорее всего будет ехать внутри повозки и охранять рабов.
Но вдруг снаружи раздается властный голос:
— Ты что делаешь?
От тона дознавателя наглец и его напарник резко теряют уверенность.
— Заплати за нее, а потом уже трогай! — строго добавляет дознаватель.
— Простите! — охранник резко кланяется. — Она просто пыталась вырваться, и я немного припугнул ее.
От такой наглости у меня возмущенно открывается рот. Я ничего не делала! Даже мысли такой не было. Это он…
— А я могу вырвать тебе язык за ложь, — произносит дознаватель с угрозой. И мне внезапно удается проникнуться к нему симпатией. Хоть дальше он теряет интерес ко мне и этой ситуации в целом, а просто командует подчиненным: — В повозку!
К моему удивлению они опускают ткань, которая закрывает вход, и оба направляются в переднюю отгороженную часть телеги.
— Садись, девочка, — знакомый старик указывает мне на лавку рядом с собой. Благодарно кивнув, я действительно занимаю предложенное место.
Отказывается, весьма вовремя. Повозка двигается с места резким рывком, быстро набирает скорость, а затем плавно движется вперед.
9
Вскоре в телеге завязывается тихий разговор.
Я в нем не участвую, но мельком осматриваюсь.
Ответ на мой незаданный вопрос: «почему нас не охраняют» находится очень быстро. Возле выхода из телеги висит кусок пергамента шириной в ладонь и длинной в три. На нем выведены четыре иероглифа. Защитное заклинание. Значит, мы либо не сможем сбежать, либо умрем при попытке.
Двое незнакомых мне мужчин оказываются родом из ближайшего городка, а еще один из села еще дальше на север. Нас всех связывает одно: долги, которые нам предстоит выплатить своим телом.
Одному из мужчин назначили целых пять лет, но он держится хорошо. Старается шутить, хоть в голосе и проскальзывает отчаяние.
— Мы еще выпьем вместе, старик, — обращается он к моему земляку. — У меня невестка делает прекрасное вино. Еще никто не выходил из нашего дома трезвым!
Старик тихо и грустно смеется, как человек понимающий, что его пытаются приободрить, но уже давно отказавшийся от веры в лучшее.
— Если Луна позволит, сынок, я буду этому очень рад!
— Позволит, — недовольно фыркает, передразнивая, женщина. Она забилась в угол и смотрит в пол. Ее долг составляет два с половиной года рабства. — Вас на шахты отправят. А там дольше полугода мало кто продержаться может.
— Ну не нагнетай! — отмахивается весельчак, будто действительно верит, что его ждет другая участь. Осмотрев его, я грустно опускаю глаза. Он высокий и широкоплечий. Сильный, сразу видно. Такого точно на шахты заберут. Но он продолжает: — Есть же разные работы. Вдруг приглянусь какой-нибудь озорной вдове.
Он подмигивает своим товарищам, и у них все-таки вырываются короткие смешки.
А мои мысли возвращаются к Вилану. Все же хорошо, что он остался дома. Надеюсь, с ним все будет хорошо!
Путь до города занимает три дня. Вараны действительно бегают намного быстрее лошадей. Пережидать ночи останавливаемся в городах и селах. Рабам выделяют места в сараях или хлеву, кормят хлебом и водой.
За прошедшее время в телеге добавляется людей. Теперь ехать тесно и неудобно.