Рабыня Смерти

Домара была типичной представительницей верхушки светского общества Инфериатоса. Избалованная стерва, мечтающая стать Княгиней. Их объединяла лишь одна ночь, проведенная вместе несколько сотен лет назад и её брат, превосходный воин, надёжный союзник и незаменимый советчик. Острый язычок демоницы мог не только чрезвычайно быстро вывести из себя любого, но и доставить удовольствие. Ваал не церемонился с ней, давая ей именно то, чего она хотела. Никаких поблажек в борьбе и сексе. В то время, когда её влажный горячий грязный рот ублажал его, а он вдыхал запах орхидей и смотрел в глаза девчонке, исследуя её душу, Князь понял, что его пытка превратилась в гораздо большее. Он не только издевался над рабыней, но и всё больше загонял в тупик себя. Ему хотелось владеть ею, хотелось погружаться так же глубоко в её рот и смотреть при этом в серые глаза. Εму, черт возьми, не терпелось сделать её полностью своей без остатка, а не разыгрывать подобные спектакли в попытке сломить волю рабыни. За вечность, проведенную с самыми искушенными и развратными красавицами он не испытывал такой дикой потребности подчинять и владеть. С ней же это желание затмевало все остальные. Блокируя его, он дул на искры, стараясь погасить костер. Желание, тщетно скрываемое Александрой, будило в Князе тьму. С каждым новым толчком в рот Домары, и при непрерывном зрительном контакте с рабыңей, тьма разрасталась внутри Ваала, прорываясь наружу. Соблазн ослабить контроль и позволить сущности завладеть ситуацией оказался настолько велик, что еще пару мгновений, и не только от тела рабыни не осталось бы ничего, но и от души. Пророчество, дамокловым мечом висящее над Ваалом, держало его в узде, заставляя прогнать девчонку, и лишь потом выпустить наружу бездну, отыгрываясь на демонице, позволившей своей сущности сцепиться в кровавом соитии с Верховным Князем.

Покинув библиотеку и поднимаясь вверх по каменным ступеням к своим покоям, Ваал отчетливее слышал её запах. Тихое «сдаюсь» и смиренный взгляд тут же возникли в памяти, вызывая желание снова оказаться рядом и получить доказательства её капитуляции. Каждое прикосновение девчонки осталось выжжено ядом на коже Ваала, каждое её слово и каждый стон непроизвольно прокручивались в голове. Он не предполагал, что подобное может волновать и вызывать целый шторм, способный снести даже такую твердыню, қак его самообладание. Получив признание Αлександры и, наконец-то, оказавшись внутри её горячего влажного лона, Ваал был уверен в том, что теперь её влияние на него ослабнет. Испытав вкус её страсти вперемешку с желанной покорностью, он меньше всего ожидал, что она всё ещё будет управлять им, пробуждая в груди странные ощущения. Ему были знакомы гнев, злость, ярость, безразличие, но вот это незнакомое покалывание стало чем-то совершенно новым. Целовать девчонку казалось чем-то настолько естественным, что Князь не сразу понял, какую оплошность совершил. Не допуская подобных вольностей, он никогда не целовал любовниц, считая, что позволяя прикасаться к губам, разрешит дотронуться до своей сущности, оскверняя её. Но оказавшись переплетенным с телом рабыни, перестал отдавать себе отчет в действиях, испытывая острую необходимость почувствовать девчонку каждой частичкой тела. Поддавшись порыву, он осознал проступок лишь после, спустя часы после их близости, все еще чувствуя её сладость. Он вспоминал прикосновение к неҗным губам, жар влажного языка и отчаянность, с которой рабыня целовала его в ответ. Чувствуя её под собой, оказавшись внутри узкого лона, он не думал ни о чем кроме, как о жаре тела этой женщины и внезапно охватившем спокойствии. Только после того, как отнёс спящую девушку к ней в комнату, осознал всю глубину провала. Внутри разрастался гнев, подпитываемый тьмой, раскалённым металлом расползаясь по венам. Никогда больше он не позволит своим эмоциям взять верх над разумом, и тем более, не позволит, чтобы низшая раса, расходный материал, имела влияние на него. После исполнения пророчества все будет кончено. И тогда он сможет вернуть собственное хладнокровие, вернуть то, что делало его неуязвимым.