Рабыня страсти

— Ты куда более жесток ко мне, чем даже Али Хассан! — тихо и твердо сказала она. — Как ты мог. Карим? Как мог ты так безжалостно пронзить мне сердце? Я никогда не прощу тебе этого!

И она стремительно убежала, легкой тенью мелькнув по ночному саду, на цыпочках пробралась в их с Хасдаем покои… Вся дрожа, она скинула одежду и тихонько скользнула в постель. Нази лежал тихо, стараясь ровно дышать, делая вид, что крепко спит, но он видел сцену, разыгравшуюся в ночном саду, и она потрясла его, хоть он и не расслышал слов… Теперь же Рабыня Страсти лежала подле него, мучительно стараясь подавить рыдания…Он решил дознаться правды, но поклялся себе, что ни о чем не спросит ее, пока они не вернутся в Аль-Андалус.

Свадьба Омы и Аллаэддина-бен-Омара была весьма скромной. У визиря не было родственников, кроме престарелого отца. Обряд же омовения невесты совершила сама Зейнаб. Ома не восседала на золотом троне среди роскошных свадебных даров, подобно Иниге, да это было и к лучшему: так удалось избежать мучительных для всех воспоминаний. Визирь же с отцом. Карим и Нази отправились в мечеть, где имам, уже предварительно переговоривший с кади и удостоверившийся, что брачный договор в порядке и согласие на брак имеется с обеих сторон, торжественно объявил Аллаэддина и Ому мужем и женой. Затем все четверо вернулись во дворец. После непродолжительного празднования Аллаэддин увез молодую жену в свой новый дом — это был свадебный подарок Карима лучшему другу. Его старый отец, Омар-бен-Тарик, собирался переселиться к молодым и наслаждаться видом подрастающих внуков. Ома сразу же покорила сердце старца.

— Она удивительно хорошенькая.., и очень добра и ласкова, — сказал он сыну. — К тому же широка в бедрах… Такой только рожать и рожать!

— Когда мы отплываем в Кордову? — спросила Зейнаб Хасдая в тот же вечер.

— Тебе так не терпится? — задумчиво спросил Нази.

— Мы в отъезде вот уже четыре месяца, мой господин. Князь совершенно окреп и вполне способен встать во главе правительства, дабы прибавить славы нашему владыке калифу. Ома устроена. Я скучаю по дочке… А в Кадикском заливе по осени частенько штормит…

— Об этом говорил мне и князь, — ответил Нази. — Поэтому мы по суше доберемся до Танджи, а оттуда по морю рукой подать до Джабал-Тарака. Оттуда недалеко до Кадикса, а там уже мы взойдем на борт нашего судна в устье Гвадалквивира. Ну а если ты все еще хочешь, то мы можем остановиться в Севилье — ты посмотришь город, моя дорогая. Помнишь, я обещал тебе это по пути в Малику?

— Я просто хочу домой, — ,тихо сказала Зейнаб.

— Но ведь путешествовать без служанки ты не можешь, — напомнил он.

— Я хочу рабыню, мою соотечественницу, Хасдай. В Алькасабе Малике мы такой не отыщем. К тому же я вполне способна сама о себе позаботиться — даже после того, как столько лет прожила в холе и праздности. В носилках я вполне могу ехать в одиночестве. Еду мне будут приносить, а в бане я прекрасно смогу самостоятельно вымыться…

— Тогда мы можем отправляться завтра, — сказал Нази. — Сакалибы, как добрые воины, могут сняться с места в любой момент. И я тоже.

— Но я не могу, к несчастью, — вздохнула Зейнаб. — Нужно упаковать все мои вещи. Я завтра же пошлю за Омой — она мне поможет. Послезавтра я буду готова, мой господин.

— Дай невесте хоть два дня, дабы насладиться семейным счастьем, моя дорогая! — улыбнулся Нази. — Хоть я и уверен, что Ома тотчас же явится на твой зов, но помни: она тебе больше не служанка. Почему бы не отложить отъезд хотя бы на неделю? К чему эта горячка? К тому же я хотел бы проехаться с князем по всей Малике, дабы удостовериться, что теперь все в полном порядке. Не возражаешь, если покину тебя в одиночестве? Мы выедем завтра поутру и будем отсутствовать несколько дней.

— Я не дитя и скучать не стану, — ответила Зейнаб. — Мне еще непременно надо к серебрянику — хочу привезти Мораиме какую-нибудь диковинку.

Когда Ома через несколько дней прибыла, чтобы помочь Зейнаб со сборами, та была счастлива видеть подругу. Обе вместе быстренько увязали тюки и сложили платья в сундуки. У Омы была масса новостей.

— В гареме две премиленькие служаночки, — трещала она. — Одна родом с острова, именуемого Крит, а другая — румийка. Их преподнес мне на свадьбу свекор. Какой же это милый старик, Зейнаб! А когда мы с Аллаэддином сообщили ему о малыше, он заплакал от радости! О-о-о, как это чудесно — иметь семью!

— О малыше??? — изумилась Зейнаб. — А ты мне об этом ничего не говорила… Ома лукаво хихикнула:

— Ну.., понимаешь, когда мы с Аллаэддином встретились, то.., ну, словом, дали волю рукам — и не только рукам… Я знала о том, что понесла, еще до твоего пленения, госпожа.