– В лучшем случае – сильный бронхит. А может и пневмония. Мы на рентген его не повезли. Всё равно лечение одинаковое.
– Везёт же! – сказал Костя. – Люди болеют чем-то конкретным, осязаемым! А мы сидим – и реальность плоская! Вокруг – сплошные «смайлики». Чем мы больны? – тут Костя замолчал и внимательно прислушался к тишине внутри себя. – Что-то пусто мне… – сказал он. – Может, мне поесть? Слушай, давай чего-нибудь поедим! Все-таки, у меня растущий организм.
Иван положил на стол яблоки, сыр, масло, хлеб и шоколадку.
– Ешь, – сказал он. – Больше ничего нет.
– А что так плохо? – удивился Костя, заглядывая на всякий случай в холодильник.
– Костя, – покачал головой Иван. – Мне тебя иногда убить хочется. У меня у дедушки невесть что в лёгких, и это на фоне сердечной недостаточности. А ты тут несёшь всякий бред. Тебе вообще кого-нибудь жалко? Завёл бы ты себе хоть собаку!
Костя не отозвался. Он взял яблоко и несколько секунд молча смотрел на Ивана, как будто читал непонятный текст. Наконец, до него дошло.
– Ты прости! – воскликнул он. – Я ведь к тебе ехал о Машке спросить – как её спасать. А вместо этого понёс какую-то чушь. Кретин я! Не обижайся, ладно? И дедушка твой – пусть выздоравливает!.. – Костя вернул яблоко в вазочку и встал, готовясь уйти.
Иван его удержал.
– Да ладно уж. Сиди, раз пришёл, – сказал он.
Костя сел нерешительно. Иван взял масло, хлеб и сделал бутерброд с сыром, потом ещё один бутерброд, потом третий. Больше хлеба не было. Ему было приятно, что он нашёл в себе волю совершить эти простые действия. В конце концов, кормить Костю – его долг.
– Ешь! – сказал он. – Рассказывай, что с твоей Машкой!
– Вот спасибо! – заулыбался Костя, моментально принимаясь за завтрак. – Спасибо! Сейчас расскажу. Я коротко!
И он, в самом деле, стараясь быть кратким, рассказал Ивану про Машину душевную ломоту. Обвинения, которые она предъявила себе, были такие: себя предала – раз, бабушку – два, Женьку – три.
– А всего-то – пару месяцев пожила в духе времени! – возмущался Костя. – Что тут такого? И главное, как теперь её лечить? Понимаешь, ну совсем она не человек – комок страданий! Ты придумай что-нибудь, я тебя прошу!
– Что я придумаю, – сказал Иван, – это ты у нас – автор.
– Мне знаешь, какие мысли в голову лезут? – доверительно шепнул Костя. – Вообще устраниться! Отстать от неё! Пусть учится, взрослеет, а потом встретит кого-нибудь вроде тебя…
Иван посмотрел на него с жалостью.
– Так нельзя, – покачал он головой. – Отступничеством человека не выручишь. Человека нужно лечить безоговорочной добротой. Просто укутать его, как в вату, в эту доброту. Знаешь, как обморожения лечат.
Костя кивнул.
– Я так и думал.
Они оба посмотрели в окно. Зимний день наполнил улицу хмурью: весна простудила дедушку и отошла.
– Точно так и думал – твоими словами! – повторил Костя. – Ну а как у тебя? Есть новости? Ну, кроме дедушки…
– Кроме дедушки? – с трудом сосредотачиваясь, переспросил Иван. – Ну, вот такая, например, новость. Меня научный руководитель зовёт лететь с ним на конференцию в Берлин. Будем докладывать о «смыслах» и «практиках».
– О каких смыслах и практиках?
– Это такие научные слова – «смыслы» и «практики». Вот то, что мы с тобой пьем чай – это практика. А то, для чего люди используют ту или другую практику – это смыслы, – объяснил Иван. – Я всю жизнь по наивности думал, что смысл – один, как правда. А оказывается, они – смыслы, и их много. Наверно, это просто русский язык богат…
– Когда летишь? – спросил Костя.
Иван покачал головой.
– Опять что ли отказался?
– Про себя – да. А на деле мне нельзя отказываться. Маме за меня стыдно, отец вообще убить готов… Оля, Макс – все. Ты вот, когда болел, тоже сказал справедливые вещи… – Иван взглянул на Костю. Немного Бэллы он всегда находил в его чертах. – Мне, действительно, надо меняться. Вот дедушка пойдёт на поправку, съезжу в институт, поговорим.
Костя слушал, стараясь не жевать. За время беседы он успел доесть шоколад и теперь всё-таки взялся за яблоко. В какой-то миг его полная участия физиономия умилила Ивана. Он уже собрался было пожарить ему картошки, но тут ударила входная дверь и на кухню вбежала мама.
– Доктор! – замахала она, – Доктор пришёл! Иди, сам разговаривай!